Ирина Верехтина - На другом берегу

Марина ехать в Грецию отказалась наотрез. Мать, напротив, приняла решение отца спокойно. «Я всегда знала, что когда–нибудь это случится, – сказала она Марине. – Он ведь моложе меня на десять лет, ему всего тридцать семь, а мне – под пятьдесят. Да и как я могу ему запретить? Чему быть, того не миновать. Зато я восемнадцать лет прожила в раю!»

Оказывается, отец на десять лет моложе мамы, – удивлялась Марина. – А выглядит старше! А мама – выглядит моложе, и красивая, как настоящая Саломея! Как же он может – бросить её и уехать?! Марина удивлялась, мать молчала, отец оформлял документы на выезд – на себя и на дочь. Проблем с оформлением не было – отцу прислали из Греции вызов.

– Я. Никуда. Не поеду! – ледяным голосом отчеканила Марина. Она никогда не позволяла себе такого тона с отцом. Отец взорвался (чего он тоже никогда себе не позволял).

– Но почему? Почему?! Не понравится – уедешь. Но тебе непременно понравится. Подумай, сколько поколений твоих предков жили на этой земле! Это наша с тобой страна, наши с тобой истоки… А мама останется здесь, она сама не хочет ехать. Я каждый месяц буду присылать деньги, мама ни в чём не будет нуждаться, я обещаю! Устроюсь на работу и буду присылать… Что ты так расстраиваешься? Мама у тебя есть, она никуда не денется, будете переписываться, а захочешь навестить , я денег дам, мне для тебя не жалко, – уговаривал Харалампий строптивую дочь.

– Мама у меня есть, – перебила отца Марина (первый раз в жизни! А раньше всегда выслушивала до конца). – Мама есть, а папы больше нет! – захлебнувшись слезами, выкрикнула Марина в лицо отцу. Она стояла перед ним и плакала. И никак не могла успокоиться. Это так больно – потерять навсегда отца, а она – вот сейчас – его потеряла. Если он может так с мамой, то ей, Марине, не нужен такой отец.

От слов дочери Харалампий окаменел. – «Не поедешь, значит?» – переспросил он почему–то шепотом. Марина помотала головой (говорить она уже не могла). Отец издал горлом странный звук, и Марина с ужасом поняла, что он плачет. Сколько помнила себя Марина, она никогда не видела его слёз. «Не надо, папа. Мужчины не плачут» – сказала отцу Марина.

Харалампий улетел через три дня. В аэропорт Марина не поехала. А вечером маму увезла «скорая».

Разговор с всевышним

Обширный инфаркт в сорок семь лет! Рановато… – удивлялись врачи. Марина не удивлялась, приезжала в больницу ежедневно и упрямо ждала у дверей кардиореанимации, где лежала мама. Посетителей в реанимацию не пускали, и ей приходилось подолгу сидеть на неудобном стуле, ожидая, когда выйдет врач. Врач выходил и каждый день говорил одно и то же: «Состояние больной стабильно тяжёлое. Мы делаем всё возможное, но вы же понимаете, мы не боги. Будем надеяться…»

– Вот, возьмите, – Марина протягивала врачу букет. – Это мамины любимые. Хризантемы.

– Девушка, ну зачем вы тратитесь – каждый день букет, это ж сколько денег! Вы, может, миллионерша? Зима на дворе… Я вам говорил, что в реанимацию цветы нельзя?

– Говорили, – эхом отзывалась Марина. – Возьмите. Пожалуйста! Если маме нельзя, поставьте у себя…

– Да у меня и так уже два букета стоят, вчерашний и позавчерашний!

– А вы поставьте сегодняшний! – грустно улыбалась Марина. Врач с тревогой вглядывался в её огромные глаза, запавшие щеки.

– Вы завтракали? Ели что–нибудь сегодня? Нельзя же так, вы же заболеете…

– Завтракала, – соврала Марина врачу.

Еще тяжелей было Марине дома. Не зажигая света, она бродила по опустевшей квартире, переходя из комнаты в комнату, словно ища выхода. – А выхода не было! Горе обрушилось на неё внезапно, и не на кого было опереться, некому пожаловаться, не с кем посоветоваться… Марина осталась одна.

В гостиной висела леонардовская «Джоконда» (отец говорил:«Джиоконда») – отец уверял, что она похожа на Софию. Марина всматривалась в её лицо сквозь набегающие слёзы, и ей казалось, что у Джоконды исчезла с лица её вечная полуулыбка. Джоконде тоже было не радостно, но помочь она не могла. Помочь, наверное, мог только Бог – и неверующая Марина шепотом просила его оставить ей маму и не забирать её к себе.

– У меня никого не осталось, только мама! Ну, зачем она тебе? – говорила Марина невидимому Богу. – Она в тебя даже не верит! Ты с ней натерпишься, это я тебе точно говорю, я же её знаю… Вот и подумай, нужны тебе неприятности? – увещевала Бога Марина, глядя из окна их опустевшей квартиры в бескрайнее черное небо. В небе было так же, как дома – пусто и темно.