Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек. Постижение

— Ну и подавись, — сказал он мне. — Я не собираюсь клянчить у тебя это дешевое удовольствие.

Я обошла его стороной и двинулась обратно к дому. Мне сейчас особенно нужно было найти то, что она где-то оставила мне в наследство; отцовского заступничества не хватало, оно давало только знания, но существовали еще и другие боги, его боги были все головные, рога, растущие из мозга. Мало увидеть, надо и действовать.

Я думала, он останется на месте, хотя бы пока я не скроюсь из виду, но он пошел следом за мной.

— Извини, что я так погорячился, — сказал он мне сзади, голос опять был другой, теперь почтительный. — Пусть это все останется между нами, ладно? Не говори Анне, а? — Если бы он добился своего, то сам бы рассказал Анне при первом же удобном случае. — Я тебя за это уважаю, правда-правда.

— Да ладно, чего там, — ответила я; я знала, что это вранье.

Они сидели у стола на привычных местах, а я подавала ужин. Обеда сегодня не было, но они об этом не заикнулись.

— В котором часу будет Эванс? — спросила я.

— В десять, пол-одиннадцатого, — сказал Дэвид. — Хорошо время провели? — спросил он у Анны.

Джо наколол на вилку молодую картофелину и запихнул в рот.

— Божественно, — ответила Анна. — Я позагорала и дочитала книжку, а потом у нас был длинный интересный разговор с Джо, а потом я ходила гулять. — Джо жевал с закрытым ртом, молча двигал подбородком, немое опровержение. — А вы?

— Отлично! — провозгласил Дэвид с неестественной жизнерадостностью. Он положил локоть на стол и словно случайно задел мою руку — нарочно, чтобы она видела. Я отодвинулась, он обманывал ее, животные вот не лгут.

Анна печально улыбнулась. Я посмотрела: он не смеялся, он уставился на нее, глаза в глаза, лицо у него обрюзгло, складки углубились. Им все друг о друге известно, подумала я, вот почему они так грустны, но Анна не просто грустна, она в отчаянии, собственное тело — ее единственное оружие, и она ведет смертный бой за свою жизнь, ее жизнь — это Дэвид, она ведет непрерывный бой, потому что, стоит ей сдаться, равновесие сил нарушится, и он от нее уйдет. Уйдет куда-нибудь еще, чтобы продолжать войну.

Но я не хотела участвовать. Я сказала Анне:

— Того, что ты думаешь, не было. Он меня просил, но я не согласилась.

Я хотела убедить ее, что я ей не враг.

Она перевела взгляд с него на меня.

— Ах, как это чисто с твоей стороны, — проговорила она. Я сделала ошибку, ей не понравилось, что я не уступила, это укор ей.

— О, она вся такая чистая, куда там, — сказал Дэвид. — Чистюлька.

— Джо говорит, она и с ним больше не хочет, — произнесла Анна, не отводя от меня глаз. Джо ничего не сказал, он снова жевал картофелину.

— Она ненавидит мужчин, — весело предположил Дэвид. — Либо ненавидит, либо сама хотела бы быть мужчиной. Угадал?

Кольцо глаз, трибунал; еще минута, и они, взявшись за руки, поведут вокруг меня хоровод, а после этого — веревка и костер, исцеление от ереси.

Может быть, они и правы, я перелистала всех своих знакомых мужчин, соображая, ненавижу я их или нет. Но потом я поняла, что я не мужчин ненавижу, а американцев, род человеческий, и мужчин, и женщин. Им было дано право выбора, но они отвернулись от богов, и теперь настал срок мне выбирать, на чьей я стороне. Я хотела бы, чтобы была такая машина: нажмешь кнопку — и они исчезли, испарились, не повредив ничего вокруг, освободили бы место для животных, и животные будут спасены.

— Ты что же молчишь? Отвечай, — поддразнила Анна.

— Нет, — сказала я.

Анна вздохнула:

— О Господи, не человек она, что ли?

И они оба горестно рассмеялись.

Я убрала со стола, соскребла с тарелок обрезки свиного сала от консервированной ветчины и бросила в печку — пища для мертвецов. Если их хорошо кормить, они вернутся, или, кажется, наоборот: если их хорошо кормить, они останутся там, это написано в одной книге, но я забыла.

Анна сказала, что вымоет посуду. Вроде извинения, искупления за то, что предпочла вести бой не против него, а на его стороне. В кои веки. Она гремела ножами и вилками в тазу, напевая, чтобы не разговаривать, время доверительных разговоров прошло; ее голос заполонил кухню, оккупировал.

Оставалось искать только в доме. Еще до ужина я осмотрела сарай, когда ходила за лопатой, и огород, когда копала картошку; ни там, ни там ничего не было, я бы сразу узнала, если б увидела. Это должно быть что-то из ряда вон, чего не было раньше, до моего отъезда, яблоко среди апельсинов, как в старых арифметических задачниках. Что-то такое, что она предназначила именно мне и спрятала так, чтобы я смогла найти, когда буду готова. Подобно отцовской загадке, еще одно связующее звено, ведь прямо к ним мы подойти не можем. Я вытирала за Анной тарелки, вглядываясь в каждую: не новая ли? Но ни одной не прибавилось после моего отъезда, материнский дар был не здесь.