Карен Уайт: Между прошлым и будущим

Осушив стакан, я поставила его на крышку пианино и привычно расправила пальцы над белыми клавишами. Пальцы у меня были длинными, как и у отца, и я с семилетнего возраста легко могла взять октаву. В отличие от остального тела, руки не сильно изменились за прошедшие с того времени годы, за исключением небольшого шрама на конце указательного пальца правой руки – еще одного напоминания о том, что я сделала с Евой.

За соседним столом сидел мужчина средних лет с печальными глазами и покрасневшими веками, который непрерывно в упор глазел на меня. Ворот его рубашки был несвежим, галстук покрыт пятнами, но, когда я начинала играть, музыка всегда превращала окружающих в тех, которыми мы когда-то мечтали стать.

Следуя традиции, я исполняла композицию «Летняя пора» Гершвина, не требующую особых усилий ни от меня, ни от моих слушателей. Иногда, когда я играла эту вещь, ко мне шатающейся походкой подходил какой-нибудь подвыпивший посетитель бара и начинал подпевать, с трудом вспоминая слова. На этот раз мне никто не надоедал, и казалось, в баре лишь я, музыка и мужчина с печальными глазами. Он разорвал на мелкие кусочки этикетку с пивной бутылки и теперь занимался тем, что скручивал их в трубочки. Я была уверена, что он собирается с духом, чтобы подойти ко мне – видела подобную сцену уже много раз и безошибочно распознавала признаки.

Я снова сосредоточилась на музыке и словно услышала в голове звучный баритон отца, певшего эту песню молодой матери, которая еще не потеряла ни красоты, ни способности мечтать и еще не разучилась улыбаться. Я почувствовала, что на моих губах появляется кривая усмешка, а мои пальцы в это время перебирали ноты заключительного аккорда, пока не прозвучала последняя. Для усиления эффекта я нажала на педаль, и звук растаял, словно дымок от задутой свечки на именинном торте.

Не успев оторвать пальцы от клавиш, я почувствовала рядом с собой присутствие незнакомца – дыхание, отдающее пивом, табаком и мятной жевательной резинкой, которой он все это наскоро зажевал. Повернувшись, я встретилась с ним взглядом. Когда-то он, вероятно, был весьма привлекательным мужчиной. Однако жизнь и ее невзгоды наложили свой отпечаток на его лицо, изрисовав его глубокими бороздами и тонкими морщинами. Оно было словно исписанная страница, где каждое слово выводили с усилием.

И еще я заметила, что в баре у Пита оказалось не так пусто, как я думала. На высоком стуле у барной стойки сидел еще один мужчина, лицо которого скрывалось в тени. И все же что-то в его облике – форма головы, широкие плечи – показалось мне смутно знакомым. Я часто заморгала, раздраженная тем, что не могла его как следует разглядеть. По крайней мере, он явно не выглядел завсегдатаем заведения. Его спина не была сгорбленной, как у большинства неудачников, брюки тщательно выглажены, с аккуратной стрелкой посередине, а ботинки начищены до матового блеска.

Кто-то смущенно закашлялся рядом со мной.

– Извините…

Я подняла глаза и одарила незнакомца улыбкой, представляя ощущение прикосновения его рук к моей коже.

– Да?

Он снова кашлянул, чтобы прочистить горло, и неуверенно улыбнулся.

– Вы тут так давно играете, и я подумал, что вы, должно быть, проголодались. Если это… это так, не хотели бы вы присоединиться ко мне? Я имею в виду, поужинать?

Я повернула запястье, чтобы посмотреть на часы. Время близилось к полуночи. Весь вечер я довольствовалась виски с содовой, и желудок уже сводило от голода.

– Я уже закончила, поэтому, пожалуй, не откажусь.

Подняв со скамейки сумочку, я встала. Пришлось ухватиться за пианино, чтобы удержать равновесие. Я выгребла содержимое коробочки для чаевых и осторожно переместила его в сумочку. Улыбка по-прежнему не сходила с моего лица.

– Извините, покину вас на минутку, мне надо попудрить носик.

Я прикоснулась к его руке, и наши глаза встретились. Его взгляд был полон понимания. Сосредоточившись на том, чтобы ноги на высоченных каблуках не заплетались, я направилась к дамской комнате. Проходя мимо барной стойки, я вдруг почувствовала, как кто-то крепко схватил меня за руку.

– Это вы, Элеонор?

Эти слова были произнесены вопросительным тоном, но у меня уже не было сомнений, кто это – я узнала голос.

Я повернулась к нему слишком быстро. Голова закружилась, я выбросила вперед руку, чтобы удержать равновесие, и обнаружила, что ухватилась за рукав добротного габардинового пиджака и теперь смотрю в темно-серые глаза своего начальника, мистера Бофейна. Я дважды моргнула, словно от этого видение могло исчезнуть, и, поняв, что все еще цепляюсь за его рукав, быстро разжала пальцы.