Йоханнес Зиммель - Из чего созданы сны

— Ну, — обратился ко мне Макс, — классно читается?! Прима! — Он сиял.

— Твоя идея?

— Ясное дело, дружище!

Текст, который я только что привел, был помещен как частное объявление на самом заметном месте в одной из крупных гамбургских газет. Номера газеты были разложены в «Кинг-Конге», в маленьком помещении позади сцены. Кроме Макса здесь еще находились стриптизерша Бэби Блю и Конкон-отец. Было около полудня 10 января 1969 года, пятница. Я сел на ночной поезд и прибыл в Гамбург поздним утром.

— А через час выйдет «Гамбургер Абендблатт», так этт анонс ище и там. Вальта, ты приехал как раз вовремя. Мой нос чует, что все решится сёдня ночью, а мой нос меня ище никогда не обманывал!

— Что решится? — недоуменно спросил я. — Что вообще все это значит? И что еще за мать маленького Карела? Ее, похоже, давно уже нет в Германии — сколько ведомств искали ее понапрасну?!

— А в этом самый смак, — расцвел Макс.

— Не понимаю!

Днем раньше мне позвонила Тутти. Берти как раз был у меня, как частенько в последнее время, и редактировал мою сырую еще рукопись, содержавшую уже больше трехсот страниц.

— В чем дело, Тутти? — спросил я.

— Только что звонил Макс и сказал: ты должен сесть на ночной поезд и приехать в Гамбург.

— Макс в Гамбурге?

— Ага. Его кореши там пару дней назад попросили его приехать и кой в чем помочь. У них там проблемы, понимаешь, Вальта? А Макс же — голова, что, не?

— Что за проблемы?

— Чтотт с убийцей, — вздохнула Тутти. — Они уже все на рогах стоят. Макс говорит, ты обязательно должен приехать. У него есть идея. Поедешь?

— Разумеется, — заволновался я. — Конечно, Тутти! Черт подери твоего Макса!

— Да, моего козлика… — В ее голосе послышались романтические нотки. — Он настоящее золотко. Так что любой бабе, которая попробует увести у меня Макса, я порву брюхо. Он же любит меня, как и я его. Ах, Вальта, я так щаслива! Как раз перед тем, как слинять в Гамбург, он доказал мне свою любовь.

— И как же?

— Ну, у меня ж моя канарейка, мой Гансик, помнишь, не? Я ушла в магазин — Макс просил кой-чего купить — и оставила балконную дверь в нашей комнате приоткрытой, чтобы у Гансика был свежий воздух. Тут-то все и случилось.

— Что, Тутти?

— Ну, балкон ж идет вокруг всего дома. Так что приходит Макс домой, и что он видит?!

— Что?

— Жирного черного котяру! Небось залез через балконы. Сидит этт падаль перед клеткой с Гансиком и то и дело сует свои лапы через прутья, ну, знаешь, как коты этт делают? Бедную птичку от страха чуть удар не хватил. Ну вот, Макс увидел этт скотину, заорал — и молнией на него! И могу те сказать, Вальта, этт котяра, этт падаль до смерти перепугался и как сиганет вниз с балкона, прямо на улицу! Мы-то всего на втором этаже живем. Вот так Макс спас жизнь моему Гансику. Ну, этт не чудо?! Гансику, которого он всегда так обкладывал! Знаешь, Вальта, тогда я и поняла, что то, что у Макса ко мне, — этт настоящая большая любовь…

Такой вот телефонный разговор. Я сказал Берти, что должен уехать, сказал, куда, и он ответил, что пока меня не будет, поработает над рукописью — у него как раз есть время. Ключ ему дал Хэм.

И вот я сижу в Гамбурге, читаю объявление и не понимаю ничего.

— И почему это самый смак в том, что матери мальчика, по всей видимости, нет? Кто же тогда заплатит вознаграждение, если эта женщина и вправду проявится и выложит все?

— Ну мы же, — ответила Бэби Блю. На ней было миниплатье, а сверху норка, хотя в помещении было тепло. Папаша Конкон был одет в свою белую клозетную униформу.

— Откуда у вас двадцать тысяч марок?

— Пожертвования, — сказал старик Конкон.

— Пожертвования? От кого?

— Ото всех, — вмешалась Бэби Блю со своим швабским акцентом. — «Интим-бар», «Лолита», «Какаду», «Эльдорадо», «Лидо», «Шоу-ранчо»…

Она бы перечисляла и дальше, если бы не вмешался Макс и не разъяснил мне все окончательно. Приятели, сутенеры, вызвали его в этот ганзейский город, чтобы он пришел им в трудный час на помощь. На Сан-Паули обрушилась беда. Полицейские с Давидсвахе под руководством комиссара Сиверса ночь за ночью беспрерывно и немилосердно прочесывали весь квартал развлечений. Они появлялись и в «Центре эротики», и во «Дворце Амура», и во всех заведениях со стриптизом, в пансионах и в номерах. Они проводили облавы, заставляли перепуганных отцов семейств предъявлять документы и переписывали их фамилии. Проститутки были в таком же отчаянии, как и их коллеги мужского пола, и сутенеры, и хозяева заведений, и стриптизерши. Мало кто из посетителей отваживался теперь заглянуть в Сан-Паули. Если такое продлится еще пару недель, можно будет объявлять о банкротстве.