Лия Владимирова - Страх

Там, в Москве, у меня была ясность. Я знала, чего бояться. И очень часто я поступала необдуманно, вопреки своему страху. Однажды, например, я поехала слушать Петю, к нему на работу, в институт. И ведь я тогда уже опасалась, что за ним есть слежка, и его в самом деле вскоре арестовали. Петя писал музыку на стихи Тютчева, Цветаевой, Андрея Белого… Тогда, в институте, в большом, пустом, слабо освещенном зале, где были только я и Петя за роялем, я все время чувствовала какое-то напряжение, какую-то раздвоенность внимания, мне все казалось, что кто-нибудь вмешается. Но ничего не случилось, только раза два в зал заглядывал какой-то человек невзрачного вида, взглядывал на Петю, на меня и снова прикрывал дверь. Да, и еще один раз он молча прошелся по проходу — между роялем и пустыми рядами. Петя в это время пел:

Лицо этого человека ничего не выразило, и на нас он взглянул как бы невзначай, прежде чем удалиться. Петя не обратил на него никакого внимания. Но мне и тогда появление этого человека показалось подозрительным, да и теперь кажется так.

И вот теперь, и совсем недавно, я встретила этого человека здесь, на улице. Я не могла ошибиться. То же ничего не выражающее лицо, те же белесые брови. Когда я увидела его, я не испугалась, я просто почувствовала, что такая встреча — в порядке вещей, жизнь никогда не баловала меня приятными встречами. Он вел на поводке маленькую собачку. Собачка остановилась и долго, визгливо лаяла на меня.

Конечно, для того, чтобы была полная уверенность, что это — именно он, надо было бы заговорить с ним. Спросить его, например, давно ли он из Москвы. Такой случай еще представится, так как я встретила его неподалеку от нашего дома, а кроме собачки, у него была еще и авоська: значит, живет он где-то поблизости.

Этот человек с собачкой — вот единственная ниточка, оставшаяся между мной и Петей. Странно. А было:

Высокий, широкоплечий, лысеющий, Петя при встрече брал мою руку и бережно-осторожно пожимал. Его жена после его ареста приносила мне цветы, говорила, что я помогаю ей.

— Чем? — спрашивала я. — Чем же я могу помочь?

— Да вот хотя бы письма его почитаем вместе… — отвечала она.

Она была благодарна моему вниманию: как будто, слушая эти тюремные больничные письма, я делала что-то особенное, хорошее.

А теперь меня облаивает визгливая собачонка.

Нет, не может быть, чтобы он, хозяин собачки, был новым репатриантом из СССР. Не такое у него лицо. Гораздо более правдоподобно, что он прибыл сюда в длительную командировку.

А я?

Даже если бы все было благополучно и как нельзя лучше, то все равно, каково мне было бы в новых условиях? Ведь это — надо заново ко всему привыкать, ведь и язык нужен, и мужество, говорят, нужно, и терпение… И ведь если все наладится, то, наверное, память прошлого с годами станет ослабевать.

Мне-то это не грозит. Потому что, например, человек с собачкой — часть моего прошлого — здесь, возле меня.

Да и повсюду я нахожу этого прошлого приметы. И прежде всего — лица. Здесь, в нашем квартале, не так уж много еврейских лиц, а много — широкоскулых, светлоглазых, российских. Во дворах возятся светлоголовые голубоглазые ребятишки. Тощий сын психологов, живущих над нами, — тоже психолог — иногда зовет своего четырехлетнего сына Арика — Васей, словно бы оговаривается. Плотные светловолосые женщины из нашего дома и из дома напротив ничем не отличаются от соседок по моей последней предотъездной квартире. Ни внешностью, ни голосом, ни выражением лиц… Ничем не отличаются!

И никаких, почти никаких примет новой жизни. Я знаю, тут со мной не согласятся. Мне скажут, что нет очередей. А я скажу: тощий сын психологов (тоже психолог) то и дело оговаривается, зовет своего сына Васей. Если бы сына вообще звали Васей, то меня бы это не удивило: мало ли русских имен? Но суть заключается в том, что вообще-то его зовут Ариком… Для чего же оговариваться?

Еще мне скажут, что здесь на всех товарах — заграничные этикетки. А я скажу: зато во всех дворах — светловолосые курносые ребятишки. Меня спросят: так что же вы предполагаете? Я — ничего не предполагаю. Мне нечего предполагать. У меня никаких мыслей в голове по этому поводу нет…