Тим Уинтон - Музыка грязи

– Я пишу левой рукой, – сказала женщина.

– Ну, это знак того, что нам сопутствует удача, – сказала Джорджи, думая, не удастся ли перетянуть сосуд шнурком от ботинок. Джорджи придется найти сосуд и перевязать его, если женщина начнет терять сознание. Шансов ничтожно мало.

– Мальчики с вами?

– Простите?

– Джоши учится в одном классе с Шарлоттой.

– С ней все в порядке, – сказала Джорджи рассеянно. – Правда, с ней все хорошо.

– Не дайте мне умереть, Джорджи.

– Вы не умрете. Ребята приедут с минуты на минуту.

– Эта дорога – канава.

– Любая дорога – канава, когда сидишь вверх тормашками в машине, – сказала Джорджи.

«Продолжай с ней говорить», – подумала она.

– Она несчастливая, эта дорога. Эта семья. Эти люди.

– Шарлотта, – сказала Джорджи вслух, пытаясь вспомнить одноклассницу Джоши.

В обезображенном и покрытом кровью лице этой женщины не было ничего знакомого.

– Пес.

– Все хорошо.

– Он не должен был этого делать. Мне очень жаль.

– Все в порядке. Помощь скоро приедет.

Женщина задышала глубже. «О Господи, – подумала Джорджи, – вот оно, она сейчас умрет». Но у женщины, кажется, прояснилось сознание.

– После смерти Дебби, – прошептала она, – Джим потерял всякую гордость, знаете ли… Мой Гевин всегда смотрел на него и его отца с уважением. О, Большой Билл, вот он был… Есть стандарты, Джорджи.

– Извините, разве мы знакомы?

– Я Эвис.

– Эвис? Макдугалл?

– Стандарты.

Джорджи подтянулась и села на сиденье наискосок от раненой женщины. Господи, как же ей, наверное, больно! Это была Эвис Макдугалл, но ее черты были неузнаваемы. Она подумала о несчастьях, которых желала всем этим людям.

– Только подумайте о наших детях, которым не найти работы, когда вся эта страна так… азиатирована. Вот что я имею в виду… И нет чести, Джорджи. Так раньше не было.

Джорджи сидела. Она будет это слушать. Какую бы мерзкую чушь ни порола Эвис, она не остановит ее. Какой смысл спорить и какое право есть у тебя вправлять кому-то мозги, когда этот кто-то умирает?

– Эти Фоксы. Они были вульгарны. И воры. И наркоманы.

– Эвис…

– Но с собакой получилось неправильно… Тебе не надо было быть с ним, Джорджи. Ты осрамила Джима Бакриджа.

Джорджи подумала о ночи, когда она возвращалась от Лю. Белая машина, выруливающая из двора Джима. Это та самая машина. Это Эвис прибежала к Джиму.

– Кажется, вы следили за мной, Эвис.

– Моя совесть чиста.

– За исключением собаки.

– Да, – сказала женщина, и из-под кровяной маски послышались всхлипывания. – За исключением собаки.

Джорджи сидела и смотрела, как плачет Эвис Макдугалл. Она держала ее за здоровую руку. Рука была холодна. Джорджи молилась, чтобы эта женщина не умерла. Она молилась ради себя самой.

– Прости, – прошептала она. Эвис. Кому угодно.

Вой сирены раскатился по бахчам.

В тот вечер Джорджи была слишком потрясена, чтобы готовить. Телефон беспрерывно звонил. Она оставила звонки на откуп Джиму. Мальчики были взволнованы дневными событиями; она послала их купить пиццу, и они вчетвером ели на террасе, пока солнце садилось в море.

– Я тут слышал, что ты сегодня отлично справилась, – сказал Джим, когда мальчики утянулись смотреть телевизор.

Было похоже, что он по-настоящему впечатлен, но в то же время он, очевидно, забавлялся. Эвис Макдугалл выжила, и ходили слухи, что и руку тоже удастся спасти.

– Добавила блеска моей репутации, – сказала Джорджи.

– Да, особенно хорошо смотрелся эпизод с лифчиком.

– Я наложила жгут не в том месте.

– Ты спасла ей жизнь.

– Людей вроде Эвис так просто не убьешь, – сказала она без убежденности.

– У тебя усталый вид. Эта фигня с Джуд. Ты себя так в могилу вгонишь.

– Это не фигня.

– И ты взаправду продала яхту?

Джорджи кивнула. Небо со стороны моря горело, как лесной пожар на горизонте; еще один закат, потерянный день.

– Ты, должно быть, ненавидишь отца, – пробормотал он.

– Нет, – сказала она. – Я его люблю.

– Понимаю.

– Расскажи мне о своем отце.

– Как-нибудь в другой раз.

– За три года этого раза ни разу не случилось, Джим. Знаешь, первый год я думала, что это горе. А потом я поняла, что мне ты не хочешь рассказывать.

– Пусть его, Джорджи. У тебя был трудный день.

– Я ничего о тебе не знаю.

– Я тут думал о том, чтобы съездить куда-нибудь в конце сезона, – сказал он. – Я расстался с идеей поехать на Мальдивы. Индонезия – это чертова свалка. На Фиджи постоянно идет война. Я подумал о Бруме. Поудить там в море. Я хочу поймать эту сорокафунтовую барамунди, пока я еще не слишком стар, чтобы забросить удочку.