Валерий Белкин - Страх

А он не знал!

И осенила прекрасная идея – вручить имениннику олененка на хрупких ножках с упрямо склоненной головой, подарок мамы на его шестнадцатилетие. Дома бережно обернул игрушку в мягкий шелк, спрятал в прозрачный пакетик, перевязал розовой ленточкой, сделал бант. Завтра незаметно подкинет сувенир в карман Оливеру.

Выждал первую остановку на пути следования поезда, Оливер как раз отошел от дверей, вежливо пропуская входивших и выходивших, подкрался к мальчику, огляделся – никто ничего не видел, и забросил с замиранием сердца подарок в приоткрытый рюкзак, отбежал на цыпочках, сел.

Ликуя и торжествуя, шествовал на службу.

Дома поужинал, с досадой поглядел на календарь: праздники скоро, ученик уйдет на каникулы, придется потерпеть. После ужина сидел у окна и следил, как на черном небе загорались звезды, как двигались огоньки самолетов, как в домах напротив зажигались и гасли чужие окна.

Утром с бьющимся от радости сердцем поспешил на станцию – юный двойник не встретился, пропустил еще поезд – мальчик не появился, пропустил второй – без изменений. Кто только ни стоял рядом с ним, но не Оливер, – уехал на службу.

Назавтра в свое привычное время вошел в поезд, опасаясь вновь опоздать и навлечь на себя гнев. Тщетно всматривался в детские фигуры – Оливера не было, видимо, заболел.

Поезд подъехал к его остановке, он поднялся, вышел, двери сзади со злобой клацнули. Сделал шаг, второй и, словно кто ударил, оглянулся и похолодел: в другом вагоне, не в их, стоял Оливер, стоял, смотрел на него и не видел. Глаза ничего не выражали.

После длительных мучительных размышлений пришел к выводу: необходимо изменить время своего выхода из дома к отправлению поезда с учеником – встречи противопоказаны.

Лег в постель и вступил в последнюю решительную битву с матерью, с одноклассниками, с супругой, с ее детьми, с Оливером. Искусно, грамотно, наслаждаясь собственной мудростью, жонглировал доводами. Ему не отвечали, не слушали, отвернулись. К утру одержал победу – никто не отважился и слова вымолвить, отмолчались…

Наступит день.

Встанет, побреется, позавтракает, посетит туалет, оденется, выйдет из дома, на службу не пойдет, пойдет в улицы.

Фонари погаснут, горожане поспешат в офисы, в магазины, в школы, в университеты, на вокзалы. А он будет идти, с одной улицы сворачивая на другую, открывая в сиреневых сумерках новые, притаившиеся в городе, ранее не знаемые ни им, ни другими.

День разрастется.

Он найдет все-таки улицу без конца, ту, о которой постоянно мечтал в детстве, скомандует: «Голова, плечи, взгляд; голова, плечи, взгляд!» И, повинуясь приказу, распрямит плечи, поднимет голову, взгляд устремит вперед.

И будет шагать, шагать, шагать, минуя сосны, реки, снежные горы, океаны, и обозревать небесную даль. И легкое движение не будет оставлять следа в ясном чистом воздухе.

И появится Оливер, и будет идти рядом, изредка поглядывать с почтительным удивлением и говорить, говорить, слушать, улыбаться и улыбаться всему вокруг…

В магазинчике на углу улицы, что ведет к парку, летним солнечным утром в очереди стоял мужчина, ожидая, когда и ему отпустят товар. Очередь двигалась, за спиной у продавца бормотало радио, играла музыка без цвета и запаха, вдруг все и всех прервал детский звонкий голос: «O sole mio».

Покупатели переговаривались, продавец резал, взвешивал, паковал, покупатели платили, уходили, солнце светило, голос пел.

И он заплакал, заплакал, как плачут только мужчины и очень маленькие дети: горько, безутешно, не справляясь со слезами и не желая с ними справляться.

Рыдания, в конце концов, сумел подавить, но смотреть на него все равно было неприятно…

Февральским утром, удрученный собственным бездельем, он нашел небольшое кафе и за столиком у окна попытался разобраться в своей работе. Фразы копошились, налезали одна на другую – и в раздражении от сумятицы в словах, от неумения их упорядочить, он отбросил листы и с унынием подумал о собственном несовершенстве.

Вошла она, робко огляделась, прошла и села напротив.

– Хорошее место, все посетители простреливаются, и злые, и добрые, – застенчиво улыбнулась.

Он не мог не ответить восхищенным взглядом, хороша была, такие лица вызывают неизменное желание обладать их владельцами, и подумал: «Полюбит». После третьей чашечки кофе с сожалением расстались, условившись о встрече.

Три дня истекли в положенный им срок. Свиделись, и время полетело, но параллельно – его и ее, она мило не впускала к себе, все решала сама. Вынужденный соглашаться хотя бы на редкие встречи в кафе, жаждал ее каждую минуту и терзался муками сомнения: не хочет, от скуки играет. В телефонном разговоре стал горько сетовать, что не нужен ей, не подходит по параметрам, что…