Александр Рей - В поисках настоящего

– Потом! А сейчас ступай. И так мать волнуется.

– Она всегда волнуется, – буркнул себе под нос мальчишка, но все же спешно зашагал дальше.

Дом мальчика находился близко к школе, буквально через дорогу. Такой же типично-стандартный, без каких-то особенностей, как и любой дом деревни: четыре комнаты, маленькая кухонька, да отхожее место.

Самая большая из комнат служила чем-то вроде гостиной (хотя какая гостиная может быть здесь ?). Большую часть комнаты занимал огромный стол. Стол для всего: для постоянных застолий, для семейных «советов», для решения проблем… Мальчику часто казалось, что вся жизнь родителей протекала лишь вокруг этого стола. Что именно он – грубый, совсем некрасивый, нелепо устланный кружевной скатертью и есть главная родительская ценность. Иногда мальчик думал, что стол является стержнем, носителем жизни семьи. Не станет стола, не станет и матери с отцом. И еще думал, что именно из-за него, этого стола, родители никогда не выезжают за пределы деревни – стоит отойти слишком далеко, связь с деревянным монстром оборвется, и сразу упадешь замертво. Причем, у каждой семьи, в каждом деревенском доме стоял в «гостиной» такой же уродец.

Следующая комната была родительской, ровно на одну широкую кровать. Спальня родителей вообще была своеобразным табу – мальчик мог по пальцам пересчитать сколько раз за свою жизнь побывал в ней. Хотя с другой стороны, никто конкретно ему не запрещал туда ходить. Просто с самого детства знание, что «нечего там ребенку делать» витало в воздухе. Даже сейчас мальчик помнил, как будучи совсем еще маленьким трясся от страха во время грозы, но пойти к родителям в спальню, чтобы уберегли, отогнали своим теплом навалившийся ужас, даже помыслить не смел.

Еще одна комната – это отцовская святая святынь. В ней помимо большого старого дивана и маленького столика, величественно восседал на тумбе телевизор. Почти все свободное от работы время отец утопал в недрах диванной неги, вперив стеклянный, безжизненный взгляд в мелькающие на экране картинки. Мальчик редко бывал в этой комнате, ведь с отцом смотреть телевизор было совсем неинтересно – говорить мог лишь динамик «ящика» (как злобно называла его мать), а если хотелось что-то обсудить или спросить, отец мгновенно реагировал недовольным окликом или тычком ноги.

И, наконец, комната мальчика. Он любил и наслаждался ею, как наслаждается садовник удачно взращенным садом. Именно здесь царила настоящая жизнь – в остальном доме все было или слишком громоздким, или миниатюрным, а значит неудобным. Свою же комнату мальчик по возможности заполнял для себя и под себя – все, начиная от шкафа для вещей и заканчивая настенными часами, тщательнейшим образом отбиралось из прочего хлама. Конечно, мебель не отличалось особой новизной, однако мальчику это было неважно. Осознание, что комната в целом и каждая в ней вещь принадлежали ему, делала их бесценными и любимыми. Даже мать, вечно сующая свой любопытный нос куда ни попадя, не смела нарушать покоя и границ этой комнаты.

Именно сюда он скорей и стремился.

Лишь стоило мальчику переступить порог дома, как ниоткуда возникла она. Сверкая разъяренным взглядом и закрывая собой проход из коридора, а значит и путь к отступлению, мать всем видом показывала общее недовольство.

«Спектакль «Грозовое облако» начался!» – подумал про себя мальчик.

– Ты знаешь который час?! – сказала она, первую фразу традиционного монолога.

Мальчик виновато пожал плечами, с готовностью подхватываю отведенную ему роль.

– Вот именно! – непонятно к чему сказала мать. – Половина шестого – уроки уже как четыре часа закончились! Где ты все это время был?!

– У Тамика, – еле слышно соврал мальчик, в надежде, что спасательный круг окажется на плаву.

– В отличие от тебя, Тамерлан домой пришел сразу после школы… – как и следовало ожидать, вранье не прошло.

«Ну и говно же Тамик! Ведь обещал…» – зло подумал мальчик.

Оставалось лишь два варианта: сказать праву, а значит получить по полной, или не сознаваясь тупо молчать, подошвой сапог стирая с пола невидимые линии. Что мальчик, собственно, и делал.

Так и не произнеся ни слова, поджав губы и вперив в лоб сына пронизывающий взгляд, мать постояла еще с минуту, надеясь, что он расколется (сын или лоб?). Но не дождавшись повинной, сухо бросила:

– Хорошо. Тогда с отцом будешь разговаривать!

– Ма-ам… – жалобно протянул мальчик.

– Иди в свою комнату. Чтобы я тебя до самого ужина не видела!