Фэнни Флэгг - О чем весь город говорит

Олаф не преувеличил – Андер и впрямь обожал Лордора, у которого всему научился. Однажды, Андеру было тогда лет шестнадцать, они вместе пошли на дойку.

– Хочешь узнать секрет хорошего молочника? – спросил Лордор.

Андер навострил уши:

– Конечно, сэр.

– Ты готов?

– Да, сэр.

– Осчастливь коров, и они осчастливят тебя.

– Как это, мистер Нордстрём?..

– Как с женщинами. Надо каждый день говорить, что они красивые. Вот, гляди. – Лордор подошел в большой рыжей корове, пасшейся на лугу: – Ах ты, красавица моя! Сэлли, сегодня ты прелестно выглядишь, душенька.

Корова подняла голову, похлопала ресницами и, помахивая хвостом, следом за хозяином пошла в коровник. Что и говорить, Лордор имел подход к скотине.

Андер это запомнил накрепко. Став владельцем фермы, он наказал всем работникам: к коровам обращаться по имени и каждый день говорить им, что они красавицы. Когда поголовье так увеличилось, что пришлось перейти на машинную дойку, Лидер купил самые лучшие аппараты. Работники получили приказ: пока идет дойка, не отлучаться, но беседовать с коровами. Похоже, все это сработало, ибо надои росли.

В 1950-м Лидер завел логотип для всей своей продукции: коровья морда с длинными загнутыми ресницами, рыжая и симпатичная. Ниже шла подпись:

М-МУ! ИСТИННО ДОМАШНИЙ ВКУС! – ГОВОРЮ ВАМ Я, ШВЕДСКАЯ КОРОВА СЭЛЛИ

(Прямые поставки лучшей молочной продукции, любезно предоставленной счастливыми коровами из Элмвуд-Спрингс, Миссури)

Бобби, сынишка аптекаря Роберта Смита, был, как все дети, страшный сластена. Едва заведется пятак, бежит в булочную и покупает два пончика – один в кленовой сахарной пудре, другой в шоколадной крошке.

Пекарня опять работала бесперебойно, а вот в комнате сына Герта по-прежнему ничего не трогала. Как-то летним вечером они с мужем сидели на веранде.

– Нынче забегал Бобби Смит, – сказал Тед. – Славный парнишка.

– Да, хороший. Напоминает мне маленького Джина.

– Знаешь, я тут подумал… может, отдать ему старые вещи Джина – бейсбольную перчатку, баскетбольный мяч… Чего им зря в чулане пылиться…

Глаза Терты набрякли слезами, ей было жалко расстаться с любой вещицей сына. Тед взял ее за руку:

– Пора, милая… Я думаю, Джин был бы не против.

– Ладно, – кивнула Терта. – Если ты так считаешь…

– Да, считаю.

Утром по дороге на работу Тед занес Смитам большую картонную коробку. Дороти Смит открыла сетчатую дверь.

– Тут кое-что для Бобби, – сказал Тед. – Может, сгодится ему.

– Ой, спасибо, Тед. Конечно, сгодится.

Увидев коробку, от восторга Бобби обомлел и первым делом схватил игрушечную машинку:

– Ух ты! Вот это да! Настоящие резиновые покрышки!

Катилось очередное лето, на «Тихих лугах» сладко пахло свежескошенной травой.

– Запах этот особенно приятен, когда не тебе приходится косить, – сострил Джин Нордстрём.

Лето нравилось всем, обитавшим наверху и внизу. С холма белые облака смотрелись очень красиво. Плывут себе, точно огромные куски ваты.

В такие теплые славные дни Беатрис часто возила дочку в гости к Элнер. Там во дворе бродили откормленные куры, избалованные кукурузным хлебом, вымоченным в молоке, и выводки цыпляток, которых можно подержать в ладонях.

Нынче Беатрис и Элнер уселись на затянутой сеткой задней веранде и смотрели на резвившуюся Ханну Мари.

– Ох, просто сердце разрывается, – сказала Беатрис. – Здесь ей так хорошо. А вот когда мы гуляем в парке, она изо всех сил старается пообщаться с другими детьми, но ничего не выходит. Дочка не понимает, почему ребятишки ее сторонятся, и как ей объяснишь, в чем дело?

В день инаугурации нового президента Соединенных Штатов Дуайта Д. Эйзенхауэра бывший президент Гарри С. Трумен и жена его Бесс поездом выехали из Вашингтона в родной Миссури.

Через несколько дней женская делегация от Элмвуд-Спрингс отправилась в Индепенденс, дабы влиться в полуторатысячную ликующую толпу, которая собралась перед домом Труменов по адресу Норд-Делавер-стрит, 219.

Ида Дженкинс была республиканкой и голосовала за Томаса Э. Дьюи, но тоже вошла в состав делегации. Ей не нравилось, что столичные снобы обзывали Трумена деревенщиной и потешались над его грубым миссурийским выговором.

– Это у них самих черт-те какой выговор, – возмущалась она.

Теперь она стояла в толпе встречающих и размышляла: «Слава богу, сейчас январь и Элнер в длинном зимнем пальто. Поди знай, что под ним надето. Однако, вон, напялила старую черную шляпку. Это ж надо! А на венчании Нормы была единственной дамой с непокрытой головой. Нет, чутье ситуации у нее отсутствует напрочь. И ведь родная кровь… Может, она приемыш?»