Энн Тайлер - Морган ускользает

– Держи карман шире.

– В таком случае собирай вещички.

Миссис Мередит всплеснула руками:

– Берт!

А Леон сказал:

– С удовольствием. К ночи меня здесь не будет. И дома тоже – ни сейчас, ни когда-либо.

– Видишь, что ты натворил? – спросила мужа миссис Мередит.

Леон вышел из комнаты. Сквозь окна гостиной с маленькими панельками рифленого стекла Эмили смотрела, как его угловатая фигура, пересекая двор колледжа, раз за разом вывихивается, распадается и воссоединяется снова. Эмили осталась наедине с родителями Леона, похоже, замолчавшими надолго. Она чувствовала себя одной из них, женщиной, которая проведет остаток жизни среди тяжелых драпировок той или иной гостиной, – маленькой, обратившейся в сухую палочку старухой.

– Извините, – произнесла она, вставая. Вышла в коридор, тихо прикрыла за собой дверь и побежала вслед за Леоном.

Нашла она его у фонтанчика перед библиотекой, неторопливо бросавшим камушки в воду. Когда запыхавшаяся Эмили подошла к нему и тронула за руку, он на нее даже не взглянул. Лицо Леона светилось теплым оливковым светом, который она находила прекрасным. Глаза – продолговатые, с тяжелыми веками – казались полными замыслов. Эмили верила: никогда ей не повстречать другого столь же решительного человека. Даже очертания его тела представлялись ей более резкими, чем у прочих людей.

– Леон? – окликнула она. – Что ты будешь делать?

– Поеду в Нью-Йорк, – ответил он так, точно планировал это уже не один месяц.

Эмили всегда мечтала увидеть Нью-Йорк. Она сжала руку Леона. Впрочем, он ведь не позвал ее с собой.

Чтобы увильнуть от его родителей – вдруг те разыскивают его, – они пошли в темный итальянский ресторанчик рядом с кампусом. Леон разговорился насчет Нью-Йорка. Может быть, сказал он, ему удастся найти работу в какой-нибудь летней труппе, а если повезет, получить эпизодическую роль во внебродвейском театре. Он все время говорил «я», не «мы». Эмили понемногу охватывало отчаяние. Ей хотелось найти какой-то изъян в его лице, которое казалось таким одухотворенным в сумраке ресторана.

– Сделай мне одолжение, – попросил Леон, – сходи в мою комнату, уложи вещи, самые необходимые. Я боюсь, что мама с папой будут ждать меня там.

– Хорошо, – сказала она.

– И принеси мою чековую книжку, она лежит в верхнем ящике туалетного столика. Мне понадобятся деньги.

– Леон, у меня есть восемьдесят семь долларов.

– Сохрани их.

– Это остаток карманных денег, которые дала мне тетя Мерсер. Мне они не понадобятся.

– Перестань ты наконец суетиться ! – потребовал он, но все же прибавил: – Прости.

– Да ничего.

Они вернулись в кампус, Леон остался ждать у фонтана, а Эмили пошла в его комнату. Родителей в гостиной уже не было. Два кресла, в которых они сидели, пустовали, их обшивка, тихо вздыхая, постепенно расправлялась, стирая оставленные мистером и миссис Мередит отпечатки.

Эмили поднялась по лестнице к спальням. Здесь она почти не бывала. Девушки сюда допускались, но заглядывали редко, в этой части общежития ощущалось что-то неловкое. Двое юношей перебрасывались в коридоре мячом для софтбола. Когда Эмили бочком миновала их, они нехотя остановились, а едва отойдя от них, она снова услышала за спиной шлепки по мячу. Она постучала в дверь 241. Сосед Леона по комнате отозвался:

– Да.

– Это Эмили Кэткарт. Можно мне войти, забрать для Леона кое-какие вещи?

– Конечно.

Он сидел, откинувшись вместе со стулом назад от своего стола, и занимался, судя по всему, только тем, что с помощью аптечной резинки обстреливал канцелярскими скрепками висевшую на стене пробковую доску. (Как она сможет полюбить, утратив Леона, еще кого-то?) Скрепки, ударяясь о доску, падали в стоявшую под ней металлическую мусорную корзинку.

– Мне нужен его чемодан, – сказала Эмили.

– Под той кроватью.

Эмили вытянула чемодан. Он был покрыт пылью.

– Мередит нас покидает? – спросил сосед.

– Он уезжает в Нью-Йорк. Только родителям его не говорите.

– В Нью-Йорк, значит? – без особого интереса произнес сосед.

Эмили начала вынимать из стенного шкафа рядом с кроватью Леона одежду, которую видела на нем чаще всего, – белые рубашки, брюки-хаки, любимую, как она знала, вельветовую куртку. Ей нравилась длина его брюк – она в таких утонула бы.

– А ты с ним собираешься? – спросил сосед.

– Не думаю, что он этого хочет.

Еще одна скрепка щелкнула по доске.

– Я поехала бы, но он меня не позвал, – сказала Эмили.