Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна

У Генет тряслись губы. Я мог лишь догадываться, в какой она тревоге; меня холодом охватывало, стоило только подумать о Розине, которая отсутствовала уже более суток. В протянутую мною руку Генет так и вцепилась.

В сумерки перестрелка усилилась и очень похолодало. Матушка-распорядительница бесстрашно сновала между бунгало и больницей, несмотря на все наши мольбы. Выходя в туалет, я видел трассирующие пули на фоне темнеющего неба.

Гебре запер главные ворота, обмотал их цепью и перебрался из своей сторожки в больницу. Медсестры и их ученицы расположились на ночь в сестринской столовой под присмотром В. В. Гонада и рецептурщика Адама.

Ближе к полуночи раздался стук в заднюю дверь. Гхош открыл. На пороге стояла Розина! Генет, я и Шива бросились ее обнимать. Генет плакала и кричала, что мать ее бросила и заставила волноваться.

За спиной Розины стояла, улыбаясь, матушка-распорядительница. Какой-то инстинкт велел матушке и Гебре подойти лишний раз к запертым воротам. Оказалось, с той стороны свернулась калачиком Розина, пытаясь укрыться от ветра.

Жадно глотая пищу, Розина рассказала нам, что дело обстоит куда хуже, чем она думала.

— Центр города оцеплен армией. Пришлось искать лазейку, то туда сунешься, то сюда.

Перестрелка возле какой-то виллы заставила ее спрятаться, а потом армейские танки и бронетранспортеры отрезали путь назад. Она провела ночь на ступеньках лавки на рынке еще с несколькими людьми, которых застигла темнота. А наутро части армии стали прочесывать улицы. На то, чтобы пройти три мили, у нее ушел весь день до самых сумерек. Розина подтвердила наши худшие опасения. Лейб-гвардейцев атакуют армия, ВВС и полиция. Стычки происходят повсюду, но армия сосредотачивает силы вокруг позиции генерала Мебрату.

Розина поспешила к себе, чтобы умыться и переодеться, и скоро вернулась с тюфяками и карамельками для нас. Генет все еще дулась. Розина прижала к себе дочь.

Матушка села на тюфяк, вытянула ноги, вытащила из-под свитера револьвер и засунула между тюфяком и стеной.

— Матушка! — вырвалось у Хемы.

— Знаю, Хема… Денег баптистов я на него не тратила, если ты это имеешь в виду.

— Я об этом вообще не думала. — Хема глядела на оружие, словно оно вот-вот взорвется.

— Клянусь, это был подарок. Он у меня спрятан, где ни одна живая душа не найдет. Но, понимаешь, грабители… вот что должно нас беспокоить, — проговорила матушка. — Револьвер может их отпугнуть. А еще два ствола я купила. Передала В. В. Гонаду и Адаму.

Алмаз принесла корзинку инжеры и карри из ягненка. Мы ели пальцами из общей миски. А потом опять потянулось ожидание. Мы вслушивались в далекие хлопки и разрывы. Я был слишком напряжен, чтобы читать или заняться чем-то еще. Лежал, и все.

Шива сидел, скрестив ноги, вертел в руках тетрадную страничку, перегибал пополам, рвал, опять перегибал и рвал, пока не получалась кучка крошечных квадратиков. Я знал: события потрясли его так же, как и меня. Его методичные движения успокаивали меня, казалось, мои руки тоже движутся. Он отложил в сторону бумажный квадратик, потом три, потом отсчитал 7 квадратиков, затем 11. Я спросил, что он делает.

— Простые числа, — ответил он, словно это все объясняло, и принялся раскачиваться взад-вперед, шевеля губами.

Меня изумлял его дар отрешаться от происходящего, забываться в танце, целиком погружаться в рисование мотоциклов или, вот, игру с простыми числами. У него имелось много способов забраться в уме в домик на дереве, втащить за собой лестницу и тем отрешиться от царящего внизу безумия. Я завидовал.

Но сегодня ему не удалось полностью уйти в себя, уж я-то знал. Ведь сколько я на него ни смотрел, мне ничуть не становилось легче.

— Брось, — шепнул я Шиве. — Давай спать. Он тотчас отшвырнул бумажки.

Розина и Генет уже спали. Переволновались, бедняжки. Возвращение Розины сняло камень с души, но наибольшее умиротворение снизошло на меня, когда мы с Шивой соприкоснулись головами. Я как бы обрел блаженное пристанище на краю света. Нет, Шива-Мэрион никогда не разлучится окончательно, какая бы беда ни стряслась, достаточно чуть поднатужиться, и он вернется, воссоединится. Хотя мы уже давненько вроде как порознь… Меня кольнула совесть. Я пихнул его в бок, он улыбнулся (я почувствовал это с закрытыми глазами) и ответил мне тем же. У нас было несомненное преимущество перед всем остальным миром.

Проснулся я внезапно. Все, кроме матушки и Гхоша, спали. Перестрелка то усиливалась, то внезапно стихала, и тогда я слышал слова матушки особенно отчетливо: