В январе 1953 года Рабочев учился на втором курсе. Однажды утром его вызвали в деканат прямо с лекции. Секретарша сказала, что его просят зайти в комнату 211. Безотлагательно, прямо сейчас.
На комнате 211 не было никакой надписи, но все прекрасно знали, что там помещался «особый отдел» или, проще говоря, местное отделение госбезопасности. С понятным волнением Василий открывал тяжёлую, обитую чёрным дерматином дверь.
С ним беседовали двое: один был начальником отдела кадров, и Василий встречал его раньше, но говорил-то всё больше как раз второй — незнакомый человек неопределённого возраста с незапоминающейся внешностью; он представился, назвав себя по имени-отчеству, которые Вася тут же забыл. Унылым голосом, словно сожалея о происходящем, незнакомец задал Васе несколько вступительных вопросов — имя, адрес, с какого года в комсомоле, когда репрессирован отец, — а потом показал край какой-то лежащей перед ним бумаги:
— Ваша подпись?
Вася привстал, разглядывая бумажку:
— Вроде моя.
— «Вроде»? А точнее?
— Моя.
— Значит, ваша. Так.
Теперь он показал Васе всю бумагу целиком:
— Это ваша анкета, которую вы заполняли при поступлении в институт. Узнаёте? Вот тут, в этом пункте, вы категорически утверждаете, что за границей у вас родственников нет. Это правда?
— Правда, — еле слышно произнес Вася. — Вроде бы нет…
— Опять «вроде бы»! — рявкнул незнакомец и хлопнул ладонью по столу. — Подпись «вроде моя», родственников за границей «вроде нет»… Думаете, вы здесь что? В игрушки играть? Отвечайте честно, без этих ваших штучек!
— Родственников за границей нет. Во всяком случае, я никого не знаю, — сказал Вася как можно тверже.
— Так. А кто такой Джино Хайкин, проживающий в Нью-Йорке? А?
— Не знаю. Никогда не слышал о таком.
— Вот чудеса какие, — с наигранным удивлением сказал Васин собеседник и достал из ящика стола почтовый конверт. — Посторонний человек пишет ему письмо из Нью-Йорка, называет «дорогим двоюродным братом». Ну не чудеса ли? Мне таких писем не пишут. А вам?
Он обернулся к начальнику отдела кадров, тот с готовностью замотал головой и захихикал.
— Вот смотрите, — мужчина поднес конверт к Васиному лицу. — Ваш адрес, ваше имя. Видите? И обратный адрес — Джино Хайкин.
Всё так и было написано на белом конверте со множеством марок и печатей. И ещё Вася заметил, что конверт не распечатан. «Как тогда они узнали, что он обращается ко мне “дорогой двоюродный брат?” — пронеслось у Васи в голове.
— Кстати сказать, как ваше настоящее имя?
Вопрос поставил Васю в тупик.
— Василий Рабочев.
— Знаем, по документам вы Рабочев. Ваш отец сменил свою фамилию Хайкин на русскую. Запутывал следы, чтобы заниматься шпионажем и контрреволюцией. Так что на самом деле вы Хайкин. Только вот имя… Василий Хайкин — как-то не звучит. Чего это ваши родители решили дать вам такое имя?
Вася замялся:
— Это отец… в честь своего командира. Так мне говорили.
— Командира? Это кого же? Чапаева, что ли?
— Блюхера, — выдавил из себя Вася.
— Блюхера, — торжествующе повторил собеседник. — Конечно, Блюхер, враг народа! Подходящая компания для вашего отца… — Он сокрушённо покачал головой: — Вы пользуетесь тем, что советская власть не взыскивает с детей за грехи родителей. Вам дали возможность жить в Киеве, приняли вас в институт. А вы…
— А что я?! — вдруг прорвало Василия. — Что я сделал? Какой-то человек написал мне письмо — я даже не знаю, кто он. Откуда у него мой адрес? Может, это провокация… Я не хочу даже читать это письмо. Заберите его! Я напишу заявление на почту, что не хочу получать писем из-за границы. Пусть ему сообщат, чтоб не писал! Я знать не знаю никакого Хайкина.
Тут же, не покидая комнаты 211, Рабочев написал в Министерство связи СССР заявление, в котором уведомлял, что отказывается получать письма от незнакомых людей из Америки, и просил вернуть нераспечатанное письмо отправителю. Но напрасно он рассчитывал закончить таким путём это дело.
— Ну с почтовыми делами, кажется, разобрались, — сказал Васин собеседник, перечитав заявление. — А что делать с комсомольцем, обманувшим в своей анкете государственную комиссию, должна сказать комсомольская организация.
5
«Да здравствует диктатура пролетариата!»
Джино Чайкин с детства знал, что где-то там, в России, живут его родственники, брат его отца, то есть дядя, а также, возможно, его потомки. Знал и не придавал этому никакого значения: у всех есть родственники где-то там… не в России, так в Италии или в Пуэрто-Рико. Какое ему дело до незнакомых родственников? У него своих дел всегда по горло, и очень важных дел.
Читать дальше