Дина Рубина - Последний кабан из лесов Понтеведра

При всем своем таланте, поняла я, он не мог изготовить этот прекрасный костюм за несколько часов. Он делал его во все эти дни подготовки к празднику. Значит, готовился к последнему бою.

Сначала никто не понял, что это – Люсио. Что-то такое он сделал, что казался выше своего роста. И только когда он заговорил…

– Скажи, о благородный рыцарь, – глуховато раздался спокойный голос из-за забрала шлема. – Может ли шут вызвать своего господина на поединок?

– Ты что – рехнулся? – вспылил Альфонсо. Он страшно растерялся, кажется, сначала даже испугался, и его испуг не прошел незамеченным для всех нас.

Люсио же – я уверена! – насладился сполна первыми секундами этого липкого страха. Впрочем, через мгновение Альфонсо взял себя в руки.

– С какой стати ты идешь вразрез со сценарием! – крикнул он. – Мы же договорились! Ты… ты должен надеть костюм шута, и все! Ты же усовершенствовал его, прицепил поющие бубенцы, приготовил волынку – где все это? Где непристойные куплеты, которые ты сочинил на днях? Спой всем – они подохнут со смеху! Ты же по сценарию должен меня веселить! Ты – шут, понимаешь, шут! В моем замке не бывать двум сеньорам!

– Это правда, – неожиданно насмешливо ответил Люсио. – Тем более мне ничего не остается, как только вызвать тебя на поединок.

– Ты что!.. Ты… спятил? Да ты совсем одурел, ихо де путта! – Альфонсо вскочил, он был в полном смятении. – Из-за чего?

– Из-за прекрасной дамы, конечно же! – почти весело подхватил шут, переодетый рыцарем. – Ну-ну, мой господин, а ты, видать, со всеми своими претензиями на вечную смену костюмов и образов сам не слишком-то способен к перевоплощениям?

Он говорил необыкновенно звучным, завораживающим голосом.

Как человек, по роду занятий знакомый с театром не только из зала, я знаю эти актерские штуки: бормотать на репетициях, играть вполсилы на прогонах, и вдруг на премьере – словно открыть все до сих пор задраенные шлюзы, и рвать насмерть жилы, и изойти самыми настоящими слезами, и впивать лучшие минуты своей жизни именно тогда, когда сотни глаз устремлены… впрочем, все это давно описано.

Вот так он и звучал, его голос, – я впервые услышала, как мастерски он владеет интонацией, жестом, паузой. Впервые я поняла – как чертовски он талантлив, каким выдающимся актером, режиссером, художником мог бы он стать, если б не его любовь к маленькой изящной женщине с блудливой полуулыбкой на лице резной девы Марии.

– Смелее, ну! Смелее в роль входи, ведь ты сеньор, ты благороден! Тебе сразиться в поединке за честь твоей прекрасной дамы…

Продолжая декламировать то ли из какой-то пьесы, то ли собственного сочинения вирши, Люсио поигрывал своим коротким мечом и приглашающе делал выпады в сторону Альфонсо. С самыми недвусмысленными намерениями он вышел на середину зала.

– Ау, сеньор! Ну, славный рыцарь! Да ты, никак, струсил! Так что же – дама без присмотра и без охраны, а? Так я, пожалуй, прикарманю ее, тем более что по закону она мне и принадлежит. Но вале!

Альфонсо вскочил, трясясь от ярости, отбросил легкий пластиковый стул.

– Пошел к черту! – заорал он, тоже хватая бутафорский меч. – Ты мне осточертел со своими сволочными штуками! Жалкий комик, шут, ничтожество! Нано! Ты мне… ты мне жизнь сломал! Я… ненавижу тебя!! Я тебя убью!!

Он кинулся на Люсио и плашмя треснул его по голове своим фанерным оружием.

Тот отпрыгнул и захохотал. И с этого мгновения они перешли на хриплый, короткий, яростный испанский…

Все мы давно уже повскакали со своих мест и жались по стенам, беспомощно наблюдая эту нелепо театральную и все-таки страшно подлинную сцену. Мы с Таисьей оказались по разные стороны зала.

– Хватит! – крикнула она. – Прекратите!

И заметалась, пытаясь выбраться из зала – вызвать полицию, но не смогла пробиться к дверям.

Они уже дрались, не обращая внимания ни на кого вокруг.

Странным образом, оба они почему-то не решались сцепиться по-настоящему, в тесной мужской кулачной драке. А может быть, им мешали костюмы. Во всяком случае, они остервенело лупили друг друга бутафорским оружием, отскакивали, тяжело дыша, выкрикивая по-испански все, что каждый из них держал при себе много лет.

Их тени потешно метались по стенам – длинная тощая тень Альфонсо и короткая приземистая тень Люсио. Это было и страшно, и дико, и смешно: словно в вывернутой наизнанку пьесе по роману Сервантеса Рыцарь Печального Образа дрался со своим верным оруженосцем. А привязанный осел понуро перетаптывался у стены.