– Это доказывает существование связи, – сказал Ламберт.
Они с Фрэнком попросили меня помочь им соорудить ловушку. Для этого я написал два коротких послания Ховарду и самолетом отправил их Джорджу Гордону Холмсу, до востребования, Главное почтовое отделение, Майами, Флорида.
– Мы их отправим, – объяснил Фрэнк, – а затем установим слежку за почтой. Кто-нибудь туда в конце концов придет, чтобы их забрать, – Мейер, Холмс или еще кто-то, – а мы будем наготове.
Все еще в шоке от удивления, во время полета до Мадрида я предпринял последнюю попытку защиты. Мой ум занимала Хельга – Хельга в банке Цюриха и Хельга из записей. Если выяснится, что помощник Хьюза, отправившийся в Швейцарский кредитный банк, действительно был женщиной, то мне нужно отвести от Эдит малейшие подозрения. Пусть они верят, будто в жизни Ховарда все еще есть живая Хельга.
Тщательно порывшись в своей плетеной корзине, я выудил лист желтой гербовой бумаги. Вполне соответствует случаю и хорошо для частных пересудов.
Дорогой Фрэнк (написал я),
Все время моего полета я все думал, думал о нашей беседе сегодня днем, играл в детектива, и вдруг на меня снизошло озарение. На идею меня натолкнули Ваши вопросы о комнате и доме во Флориде, которые я видел во время последней поездки. Я не уверен, что смогу узнать этот дом; память может сыграть злую шутку, особенно в состоянии такого стресса, как у меня сейчас.
Но если это пригодится...
Я вспомнил еще несколько подробностей обстановки спальни, в которой видел Хьюза в последний раз. Я, кажется, уже сказал, что окна были занавешены. На окнах вроде бы висели цветастые гардины – или, по крайней мере, шторы из ситца с цветочным узором. Покрывало на кровати подобрано в тон или сделано из того же материала. Мебель светлая, в хорошем вкусе, но не броская. Кресло, в котором я сидел, небольшое, по крайней мере, мне так запомнилось. Другими словами, мне кажется, эта комната не была мужской спальней.
Кроме того – и это, возможно, даже более важно, – на обеих встречах, и третьего, и девятого декабря, я уверен, Холмс выходил из комнаты за несколько минут до моего отъезда. В обоих случаях он вернулся, забрал меня, провел через холл, завязал глаза и вывел из дома. Седьмого декабря, я почти уверен, машина стояла не у ступенек, где Холмс ее припарковал. Он некоторое время проехал по гравию или бетону. Но я забежал вперед; когда мы садились в машину, он пробормотал что-то, чего я не расслышал, и затем отодвинул сиденье водителя назад. Звук было не спутать ни с чем. Как я вам уже сказал, Холмс был довольно высок, шести футов ростом. К тому же он снова включил кондиционер на полную мощность (как делал всегда и как оно и должно было оставаться после нашего приезда в дом).
Выводы, если только я окончательно не потерял память и не выдаю желаемое за действительное, очевидны. Не знаю, насколько они важны, но я никак не могу забыть тот забавный намек, что открывший счет в Цюрихе мог быть женщиной...
Я немного продвинулся. Что хорошего могла принести эта записка, я не знал, но вряд ли она сильно помешала бы – я и так завяз в этом деле по уши.
Письмо я отправил из аэропорта в Мадриде – слабая, нелепая попытка ухватиться за соломинку.
Я все еще был в седле, изо всех сил стараясь удержаться, но игры уже закончились. Персонажи покинули сцену, оставив меня в одиночестве, слепого и беспомощного. Но самое ужасное, что, когда я вновь вступлю в игру, правила уже изменятся и станут такими, которые нам раньше даже не снились.
Первый звоночек прозвучал во время перелета из Мадрида на Ибицу – со всей деликатностью прямого удара под дых. Я втиснулся в неудобное кресло, усталый как собака, сна ни в одном глазу, и тут невысокий человек с приятным лицом подошел по проходу ко мне и хлопнул по плечу:
– Мистер Ирвинг?
– Да?
Он удовлетворенно улыбнулся:
– Я боялся, что вы не ответите, и даже не был уверен, вы ли это. Я – Дик Эдер из "Нью-Йорк таймс".
Он уселся в кресло напротив меня. Все, что можно было сказать о споре по поводу Хьюза, я уже сказал в Нью-Йорке и больше никаких официальных заявлений делать не хотел. Я летел домой в надежде на вожделенный отдых, и меньше всего на свете мне хотелось вступать в дебаты о Ховарде Хьюзе.
– Как так вышло, что вы летите на Ибицу? – спросил я.
Выражение изумления скользнуло по лицу Дика Эдера. Он неуверенно улыбнулся, словно я застрял в прошлом:
Читать дальше