Владимир Леонов - Гоголь – загадочный алмаз России

От повествователя мы узнаем, каким был Плюшкин раньше, и как постепенно загрубела и затвердела его душа. В истории Плюшкина мы видим жизненную трагедию. При упоминании о школьном товарище на лице Плюшкина « скользнул какой – то теплый луч, выразилось не чувство, а какое – то бледное отражение чувства». Значит, все – таки душа Плюшкина еще не совсем умерла, значит, в ней осталось еще что – то человеческое. Живыми у Плюшкина были и глаза, еще не потухшие, «бегавшие из – под высоко выросших бровей, как мыши». В VI главе содержится подробное описание сада Плюшкина, запущенного, заросшего и заглохшего, но живого. Сад – это своеобразная метафора души Плюшкина. Только в имении Плюшкина находятся две церкви. Из всех помещиков только Плюшкин произносит внутренний монолог после отъезда Чичикова. Этим Плюшкин отличается от всех других помещиков, показанных Гоголем.

– образы скупцов у Плавта, Ж. – Б. Мольера, Шейлок У. Шекспира;

– Гобсек О. Бальзака, Барон А. С. Пушкина;

– князь Рамирский из романа Д. Н. Бегичева «Семейство Холмских»;

– Мельмот – старший из романа Ч. Р. Метьюрина «Мельмот – скиталец»;

– барон Балдуин Фюрен – гоф из романа И. И. Лажечникова «Последний новик».

Жизненным прототипом образа Плюшкина, вероятно, явился историк М. М. Погодин.

Гоголь начал писать главу о Плюшкине в подмосковном доме Погодина, славившегося своей скупостью; дом Погодина был окружен садом, послужившим прообразом сада Плюшкина (Ср. воспоминания А. Фета : «в кабинете Погодина невообразимый хаос. Тут всевозможные старинные книги лежали грудами на полу, не говоря о сотнях рукописей с начатыми работами, места которых, равно как и ассигнаций, запрятанных по разным книгам, знал только Погодин ». )

Предшественник Плюшкина у Гоголя – образ Петромихали («Портрет»). Фамилия Плюшкин – парадоксальная метафора, в которой заложено самоотрицание: плюшка – символ довольства, радостного пиршества, веселого избытка – противопоставлена угрюмому, дряхлому, бесчувственному, безрадостному существованию Плюшкина. Образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича, привезенного дочерью Плюшкина, тождествен метафорическому смыслу его фамилии.

Портрет Плюшкина создается с помощью гиперболических деталей: Плюшкин предстает бесполым существом, скорее бабой («Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак…»), Чичиков принимает П. за ключницу, так как на поясе у П. ключи, и он бранит мужика «довольно поносными словами»; «маленькие глазки еще не потухли и бегали как мыши»; «один подбородок только выступал очень далеко вперед, так, что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать». На засаленном и замасленном халате «вместо двух болталось четыре полы» (характерное для Гоголя комическое удвоение ); спина, запачканная мукой, «с большой прорехою пониже».

Образ – фикция (прореха, дырка) становится нарицательным обозначением общечеловеческого типа скупца: Плюшкина – «прореха на человечестве». Предметный мир вокруг П. свидетельствует о гнилости, тлении, умирании, упадке.

Хозяйственность Коробочки и практическая расчетливость Собакевича у Плюшкина превращается в противоположность – «в гниль и прореху» («клади и стоги обращались в чистый навоз, мука в камень; сукна и холсты – в пыль). В хозяйстве Плюшкина по – прежнему сохраняется грандиозный размах: громадные кладовые, амбары, сушили с холстами, сукнами, овчинами, сушеной рыбой, овощами. Однако хлеб гниет в кладовых, зеленая плесень покрывает ограды и ворота, бревенчатая мостовая ходит, «как фортепьянные клавиши», кругом ветхие крестьянские избы, где «многие крыши сквозят, как решето», две сельские церкви опустели.

Дом П. – аналог средневекового замка скупца из готического романа («Каким – то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок…»); в нем сплошь щели, все окна, кроме двух «подслеповатых», за которыми обитает Плюшкин, забиты. Символ «богатырской» скупости П., стяжательства, доведенного до крайнего предела, – замок – исполин в железной петле на главных воротах дома Плюшкина.

Образ сада Плюшкина, по которому прошелся резец природы, сделав его прекрасным садом, контрастирует с образом «дряхлого замка» (адом) и является прообразом мысли Гоголя воскресить Плюшкина из мертвых в 3 – м томе поэмы, намекая на «райский сад».