Алексей Смирнов - СТЕГАНАЯ ДЕРЖАВА

– Э, дорогой! На этом месте даже лох - и тот не напортит. Это же невозможно. Ну что там можно сделать неправильно? Я не представляю...

"Лучше бы кондуктором", - убивался Носоглотка.

Он понял, что погубил Константина Андреевича.

Квартира на Фонтанке одно время была фешенебельной, потом перестала быть фешенебельной и сделалась коммунальной; в силу этой метаморфозы она стала просто непрезентабельной и гадкой, а ведь когда-то в ней даже давали балы средней и малой руки. Она потеряла невинность сразу после октябрьской революции; в ее дверях, на пороге, немедленно расстреляли кого-то в шубе и шапке. Потом ее вымораживали; потом заселяли дрянью, потом ей калечили слух еженощным топотом чекистских сапог. В военные годы к уже покалеченному слуху добавилось зрение: исполосованные крест-накрест окна, с местами выбитым стеклом, которое заменили фанерой. А дальше надобность в дополнительных внешних воздействиях отпала, ибо мутация произошла, закрепилась, и после войны мутировавший организм просто старел. Наконец, отвалилась последняя штукатурка, но не в строительном понимании, а иносказательно, в смысле косметического макияжа. Обнажилась кладбищенская правда. Металось пьяное эхо, отовсюду тянуло падалью и мерзостью. По коридорам бродили человеческие тени. Страшно посверкивала коммунальная газовая плита: средоточие догорающей жизни, последнее пристанище света. Из огромных облупленных зеленых кастрюль доносилось предсмертное побулькивание: на обед варилась не то капуста, не то белье, эта вторичная жизнь обогревалась и содержалась газовым тленом.

Но вот история завернулась в диалектическую спираль. Никто не думал, что такое возможно, и все-таки возрождение началось, состоялся виток. Он соответствовал обновлению, которое вырастало из гадости и содержало эту гадость в себе как обязательный опыт, залог и зерно грядущего роста.

Тени с кастрюлями растворились. Какое-то время по квартире разгуливали люди Мансура, обращались к теням, беседовали с ними о теневых делах; общались, чем-то поили, что-то подписывали. После этого теней не стало. Квартира наполнилась затравленными азиатами с мастерками и молотками. Паркетчики, обойщики, плиточники и прочие заезжие специалисты трудились без малого месяц, создавая для тараканов и мокриц невыносимые условия бытия.

Гадость не истребилась под корень, она отступила. Ее закрасили, расплющили, задавили, законопатили; она истончилась до состояния тонкой, но очень прочной и живучей парабиологической мембраны. И она эманировала. Она продолжала свое воздействие исподволь, непредсказуемым образом воплощаясь в поступки и общее поведение новых обитателей квартиры и новых ее посетителей.

Ремонт еще не был закончен, когда Мансур рассудил, что предприятию простаивать не след и можно уже начинать. Он уже достаточно вложился в дело, чтобы начать получать с него сверхприбыль. Помещения, в которых сохранялись бессловесные азиаты, завесили шторами, коридор перегородили ширмой. Доисторическую входную дверь заменили двойной, железной, от которой немедленно повеяло мертвецким холодом. Мансур пригласил на собеседование Эсмеральду, зная ее как опытную и давно состарившуюся блядь, почти начисто лишившуюся былой привлекательности. Мансур нуждался в человеке, знающем дело и любящем это дело. Впоследствии выяснилось, что эти качества были не так уж нужны, да и не только эти, но и никакие вообще. С обязанностями, возложенными на Эсмеральду, он при желании справился бы и сам. Но тогда он думал иначе, и Эсмеральда показалась ему подходящим человеком. Сама она подумывала о барыжничестве, и это занятие ее немного пугало, потому что предполагало тесную связь с откровенными разбойниками, а Эсмеральда боялась тюрьмы гораздо больше, чем сумы. Поэтому она не задумываясь ухватилась за предложение Мансура и после десятиминутного разговора была произведена в мамки. Ей было выдано длинное бархатное платье, доходившее до пят и сильно зауженное в талии; подол был украшен мехом неизвестного животного и соблазнительно шуршал при ходьбе. И ей же Мансур поручил подобрать персонал, запастись санитарными книжками и наладить связи с местным кожно-венерологическим диспансером на предмет профилактических осмотров. Сам он предоставил охрану, договорился с рестораном и дал рекламное объявление в десять петербургских газет.

Мансур, скупой на творческую выдумку, не позаботился дать своему детищу приличного названия. Он указал, что это массажный салон. Побуждаемый соображениями экономии, он выкинул из слова "массажный" лишнюю букву "с", и объявления обошлись ему немного дешевле.