Владимир Леонов - Мой ломтик счастья

– Непременно, сын, – голос папы звучал твердо. – Тот, кто хочет уйти, все равно его не удержать. А тот, кто любить сам и понимает, что и его любят, всегда возвращается. Верь в это!

Я плакал. Я ревел и плакал, и беспрестанно звал Дымка.

– Дымок! Дымок! – мой всхлипывающий голос эхом отзывался в темноте.

– Дымок! Дымок! – кричал папа, освещая улицу и кустарники вдоль нее фонариком. Но Дымок не появлялся.

Мы обежали всю деревню. Побывали на заводе, в конторе у бабушки Любы, у домика Настюшко – брюшко, добрались до разноцветного магазина. Дошли до нашего дома, осмотрели амбар и сарай. Потом искали в конце деревни, на опушке леса. Зашли в чащу, звали Дымка, но он не откливался.

– Папа, а вдруг его забрал черт?

– Сын, – резко ответил папа, – не говори глупости, не придумывай всякие нелепости, и так достаточно страстей и переживаний. Возьми себя в руки, нюни не распускай. Единственное, что сейчас надо делать, это я тебе уверенно говорю, – продолжать и продолжать поиски.

Мы то шли, то бежали, а иногда останавливались, чтобы перевести дух. И все время звали Дымка. Я потерял счет времени. Гроза миновала, а вот дождь продолжал мелко моросить. Я решил, что если не найдем Дымка, надо повесить большие объявления на всех столбах деревни – а вдруг кто – то видел нашего пса. Я начал мысленно составлять текст, и вдруг у меня сложился портрет моей дворняги. Он получился такой замечательный, такой точный, что вдруг я понял: нет, пес с такими данными не может пропасть, он просто сейчас отсиживается под каким – нибудь кустом, и скоро я увижу его.

Вот такие свойства Дымка я хотел написать в объявлении: он любит улыбаться, открывать широко пасть и показывать все зубы сразу; он любит знакомится со всеми; он умеет кормить кур, они слушаются его; он очень быстро бегает, как прирожденный охотник; он любить забираться в кресло и спать на постели; он даже храпит во сне; он здорово ловит мышей, причем не душит их, а оставляет в живых; он терпеть не может оставаться одни; он любит овчарку Нику; и он патологически боится грозы, его нельзя оставлять одного.

Снова и снова перебирал я все пункты моего предполагаемого объявления. Я хотел заучить их наизусть, подобно тому, как в свое время заучил историю мамы, рассказанную папой. Я делал это осознанно, чтобы сохранить память о Дымке – а вдруг он не найдется. И от этой мысли я плакал еще сильнее.

Мы искали долго, устали, просто выдохлись. Наконец папа сказал, что надо остановить поиски, хватит.

– Папа, еще немного поищем, – жалобно сказал я. – Я чувствую, что Дымок где —то рядом. Мы не можем его бросить.

– Сын, мы обыскали все, что можно. Я уже не знаю, где еще искать.

– Ты хочешь, папа, бросить нашу собаку на произвол судьбы?

– Конечно, нет. Но что мы может еще сделать?

Я молчал. Молчал и папа. Мы смотрели друг на друга. Капли мелкого дождя катились по нашим лицам. Было не разобрать – плачем мы или это просто дождь.

– И все – таки нам пора возвращаться, – голос папы звучал тихо, виновато.

– Нет, папа, ты иди один. Я буду искать, пока не найду. И поверь, наш пес найдется.

– Сын, – ласково произнес папа, – признайся, что наши поиски не дают результата, они потерпели неудачу. Не стоит проявлять мальчишеское глупое упрямство.

– И ты готов сдаться! – гневно крикнул я. – Зная, что погибает наш друг, и как после этого можно радостно жить, папа. Я не смогу так. Я еще не все сделал, не все закоулки и кусты обшарил. И я верю, что найду пса, папа. Достаточно с нас одной потери – нашей мамы…

– Нашей мамы! – голос папы задрожал. – Он широко открыл глаза, вскинул руки, а потом уронил их бессильно. – Нашей мамы! Как мне не хватает ее!

И мой сильный папа вдруг заплакал. Вообразите! Плакал взрослый мужчина! Плакал в присутствии ребенка. Значит, сильная боль у него в сердце, если не стесняется своего сына.

Папа плакал. Плечи вздрагивали, руками он вытирал слезы на лице. Фигура поникла, как – то съежилась.

– Ты не думай, что исчезновение Дымка для меня не боль. Еще какая! Я тоже люблю этого пас. Очень люблю.

– Мой родной папа, – я подошел к нему, обнял его за пояс, плотно прижался. Его било от рыданий – Ну успокойся… ничего… все будет хорошо… в порядке… не надо… не плачь. – Взрослого человека утешал ребенок – я, сын, утешал своего папу, вселял в него силы, придавал уверенность.

Вот так мы и стояли, обнявшись, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Наконец папа перестал плакать, озноб ушел, плечи не вздрагивали больше, но я все не отпускал его, не разнимал рук.