Даже с расстояния в пятьдесят ярдов я безошибочно узнал кое-кого из жительниц Стровена, хотя не видел их столько лет: миссис Маккаллум, жену пекаря, миссис Гленн из аптеки, миссис Дарвелл из бакалейной лавки. Все трое прижимали к губам трубы.
Группа приблизилась, и я с удивлением разглядел в ней мужчин Стровена. Они были одеты в черные плащи и били в барабаны. В их числе были и директор стровенской школы, и мэр Клюз, и Джейми Спранг, и констебль Мактаггарт, и даже доктор Гиффен в черной шляпе с черным пером. Дальше, тоже с барабаном, – коротышка-портье из отеля «Блуд» с черным козырьком на носу, а за ним – женщины из бара с трубами в руках. Потом снова большой отряд мужчин – команда «Камнока», и среди них капитан Стиллар с деревянным ящиком под мышкой, и Гарри Грин, который на ходу успевал читать книгу, положив ее на барабан. В хвосте этой группы, играя на трубе, шла старая вдова, которая некогда зарычала на меня. Дальше – жители острова Святого Иуды. Я узнавал всех: семья Чэмпенов в полном составе, включая кошку Софи, на плече у миссис Чэпмен; Мозес Аткинсон, чья борода свисала на барабан; сухопарая фигура дяди Нормана; доктор Хебблтуэйт с сигаретой; миссис Хебблтуэйт, мой заклятый враг, непреклонно дудящая в трубу; мистер Ригг, могильщик, и его жена Марта – она придерживала трубу возле рта с помощью мундштука из костей; наконец, комендант Боннар – он слегка покачивался на ходу.
Что удивительно – никто из участников процессии не постарел, все выглядели в точности такими, какими я запомнил их много лет назад.
Потянулся отряд монахинь, узкие тоннели их капюшонов продолжались трубами; среди них наверняка шла и сестра Роза из Дома Милосердия. Потом, громко дудя, прошествовала Катерина Кливз, а рядом с ней шаркала Алатырь Тристесса. Еще одна старая женщина, примотавшая трубу к своим губам проволокой, чтобы освободить руки для вязания, – служащая из мотеля, затерянного в снежных горах; с ней вместе – медсестра из больницы Инвертэя, и следом доктор Бёрнз с литаврами и доктор Гордон Кактейль, согнувшийся под тяжестью барабана размером с бочонок.
Шум достиг пика, приблизилась последняя троица. Полноватый лысеющий мужчина, игравший на малом барабане одной рукой, затянутой в перчатку. И с ним две женщины – та, что пониже ростом, играла на трубе, а высокая несла знамя.
Не этих ли троих я всегда ждал? Напрягая зрение, я пытался рассмотреть их лица, но пронзительный ветер резал глаза, и я никак не мог увериться. И тут я разглядел у них за спиной еще один силуэт, одетый в черное, угрожающий – и понял, что этот черный готов истребить их всех. Еще миг – и будет поздно.
Я закричал изо всех сил, перекрывая нестройный грохот музыки:
– Мама! Тетя Лиззи! Отец!
Неистовая какофония труб вдруг затихла, и барабаны смолкли. Процессия остановилась. Лица, до тех пор устремленные прямо вперед, начали медленно оборачиваться ко мне. И когда они обернулись, мое зрение прояснилось, и я увидел перед собой сотни оплывших, подтаявших лиц: глаза их шевелились, как будто состояли из крошечных змеек. Потом они снова отвернулись от меня. Загремели барабаны, взвизгнули трубы, и процессия двинулась дальше по своему маршруту, черные плащи блестели от дождя. Они скрылись за поворотом на Эм-пайр-стрит.
Я стоял неподвижно.
– Что случилось, Эндрю? Что с тобой? – Мария тревожно смотрела на меня. – Можно подумать, ты встретился с призраком.
– С целым строем призраков, – ответил я.
– Ты плачешь, – сказала она.
– Нет, не плачу. – Слова не повиновались мне. – Ветер очень холодный.
Она протянула мне руку, и я с благодарностью принял ее.
– Бедный Эндрю, – промолвила она.
Мы вернулись в комнату, я опирался на жену. Она помогла мне опуститься в кресло и налила скотча. Придвинула к себе табуретку и села напротив меня.
– Эндрю! Ты должен довериться мне. Поговорить со мной. Расскажи мне все, – сказала она. – Так продолжаться не может. Я люблю тебя. Я должна знать все.
Я посмотрел ей в лицо и понял, что она говорит искренне, и мне захотелось ей все рассказать. Но с чего начать, с чего? Так много всего было, столько нитей следовало распутать, и где найти слова? Для этого нужно время.
– Мария, – сказал я, – можно, я сначала все запишу? А потом ты прочтешь и скажешь, что ты об этом думаешь.
– Хорошо, – ответила она.
И я выпил еще глоток скотча, чтобы собраться слухом, а затем подошел к своему столу и достал из ящика толстый блокнот с разлинованными страницами. И начал писать.
Читать дальше