– Да? – прохрипел я.
– Ступай за доктором. – Тетя не глядела на меня, но, готов поклясться, голос ее звучал бодро. – Спустись в город и приведи сюда врача. Скажи, что с дядей несчастный случай.
Она возвестила об этой точно так же, как звала нас к ужину.
Вот так вышло, что я видел нападение на моего дядю и мог предупредить его, но промолчал. И теперь я повиновался Лиззи. Я побежал вниз, в город, по длинной жаркой тропе. Бежал я быстро, стараясь обогнать зрелище, которое только что явилось мне на огороде. Иногда мне удавалось вырваться вперед, но потом оно снова настигало, обгоняло, вселяя в душу ужас. Я старался не думать о последствиях: единственный человек на острове, которому было до меня дело, оказался чудовищем. И с тошнотой у горла сознавал, что моя жизнь вот-вот разлетится вдребезги снова.
Добравшись до города, распластавшегося на жаре, я влетел в крепостные ворота. Главная улица была пуста, не доносилось ни звука, разве что загремит случайно цепь вытащенной на берег рыбацкой лодки с низкой мачтой.
Я прямиком направился к дому доктора Хебблтуэй-та в конце тупика. Это был даже не дом, а приземистая башенка, именовавшаяся «Бастион», поскольку некогда она примыкала к форту и находилась всего в нескольких шагах от крепостной стены. Я постучал в тяжелую деревянную дверь. Открыла тоненькая светловолосая девочка, моя ровесница, и на улицу просочился медицинский запах. Девочка пошла за доктором, и минуту спустя появился сам хозяин с недоеденным гренком в одной руке и сигаретой – в другой.
– Что? – Это был худощавый человек с темной, морщинистой от солнца кожей и голубыми глазами – слишком молодыми для его лица.
– Тетя Лиззи просила вас прийти в коттедж. С дядей несчастный случай. – Я слово в слово повторил сказанное Лиззи.
Не задавая вопросов, доктор вернулся в дом, оставив меня в дверях. Светловолосая девочка с любопытством наблюдала за мной из прихожей. Доктор вскоре вернулся, уже в белом парусиновом халате и с медицинским саквояжем в руках.
– Веди, – приказал он.
В эту минуту в прихожую вышла высокая худая женщина в очках с проволочной оправой.
Она заговорила с врачом, не обратив на меня ни малейшего внимания.
– Не застревай на весь день. Ланч ровно в полдень.
– Хорошо, дорогая, – ответил он.
– А ты, Мария, – обернулась она к девочке, – ступай убирать со стола.
Мы прошли по главной улице, миновали ворота и начали долгий подъем по тропе к коттеджу. Доктор Хебблтуэйт шагал неторопливо, непрерывно курил, а порой кашлял и задыхался.
Я боялся, что он будет расспрашивать о подробностях несчастного случая, и пытался сочинить рассказ, который не набросил бы тень подозрения на Лиззи, но доктор вопросов не задавал, а шел позади и пыхтел. Время от времени останавливался перевести дух. Первый раз – когда мы еще и на четверть мили не отошли. Он оглянулся и посмотрел вниз, на город.
– Ну что, молодой человек? Как тебе нравится остров? – У него был высокий, немного певучий голос.
– В порядке, – ответил я.
– Я так нечасто бываю в этих местах, – продолжал доктор Хебблтуэйт. – Чарующий ландшафт. – У него была речь хорошо образованного человека.
Он присел на скалу, прикурил очередную сигарету и пустился рассказывать об острове. Я тоже не спешил вернуться на место преступления, а потому слушал охотно и вежливо кивал, стараясь не торопить рассказчика.
– Изначально остров Святого Иуды служил женской исправительной колонией, – говорил он. – В ту пору первой обязанностью врача было присутствовать при наказаниях и казнях. Обеспечить гуманное исполнение приговора, если подобный эпитет уместен в данном контексте. Мои предшественники оставили дневники, в которых описывали свои обязанности. Судя по всему, телесные наказания предписывались даже за небольшие нарушения, а смертная казнь выпадала на долю предводительниц мятежей… Когда проводилась экзекуция, всех заключенных строили у крепостной стены и выводили приговоренных. Примерно в девять часов утра – вот в эту самую пору дня.
Доктор огляделся. Небо сияло убийственной голубизной, чайки вились вдали над гаванью, подхваченные легким ветерком, насекомые озабоченно занимались своими делами.
– Обычное наказание – столько-то ударов бичом. Женщину раздевали догола, привязывали за руки и за ноги к железной раме, на раскаленном солнце. После бичевания ее оставляли привязанной к этой раме до конца дня… Если женщину приговаривали к смертной казни, ей отсекали голову топором. Иногда – не с первого удара. Головы насаживали на колья и выставляли на крепостной стене в назидание другим. – Доктор отбросил недокуренную сигарету. – Читая между строк этих записных книжек, – продолжал он, – приходишь к неизбежному выводу: число ударов могло быть сокращено, а смертная казнь – осуществлена эффективнее, если приговоренные женщины соглашались оказывать некоторые… знаки внимания своим надзирателям.
Читать дальше