Андрей Комаров - Сообщество лояльных ведьм

Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.

Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.

– Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.

И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.

Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.

Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.

Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.

Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:

– Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!

Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.

– А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!