Юрий Поляков - Фантомные были

Тем временем на высшем уровне состоялись важные международные переговоры. Запад, которому, честно говоря, некуда было девать эти чертовы трубы большого диаметра, пошел на попятную, но при условии облегчения участи диссидентов, томящихся в неволе. В небольшом списке страдальцев (узников совести в СССР было гораздо меньше, чем на Западе труб) значилась и фамилия Жарынина. Немедленно последовал приказ отпустить больного. Напрасно доктор Мягченко убеждал, что он как врач категорически против, что надо довести лечебный курс до конца и дождаться стойкой ремиссии, иначе возможны острые рецидивы. Бесполезно. Принципиальному врачу объявили о неполном служебном соответствии, и он подчинился…

Бедная Маргарита Ефимовна, узнав об этом, проплакала всю ночь. Она-то насмотрелась больничных романов, заканчивавшихся в момент выписки пациента. Где, когда еще ей встретится такой яркий и бурный мужчина? И вдруг на следующий день, миновав проходную, она увидела Жарынина. Тот стоял на углу Потешной улицы и набережной с огромным букетом желтых роз. Они сели в поджидавшее такси и помчались в Дом кино, пили вино, ели шашлык, шипевший на жаровне, и коленями под столом объяснялись друг другу в нестерпимой любви. А чего ж вы хотите? Был самый июнь, когда ночи теплы, ароматны и коротки, когда чувственностью веет из каждой подворотни, когда даже музейная мумия испытывает во сне фантомную эрекцию…

К ним все время подходили и подсаживались знаменитости, чокались, обнимали Жарынина, поздравляли со свободой, обещали похлопотать в Госкино, чтобы ему разрешили восстановить «Плавни». Но он всем отвечал, что сейчас из всех искусств важнейшим для него является искусство обольщения Маргариты Ефимовны. Какая женщина тут устоит? Из ресторана они помчались к ней домой, пугая молоденького таксиста стонами нетерпения и всхлипами поцелуев. В маленькой, со вкусом обставленной двухкомнатной квартирке им никто не мешал: десятилетний сын Тима оздоравливался в пионерском лагере. Ах, какой это был медовый месяц! Первой не выдержала раскладная тахта. Ах, какие то были ночи! Многие люди, охладев и разлюбив, остаются вместе, прощают друг другу обиды и измены только из благодарности за те первые месяцы невозможного счастья, ибо его дальние отголоски, словно неизлечимые вирусы нежности, до конца жизни бродят в давно остывшей крови…

Вернувшись из пионерского лагеря, Тима с ревнивым удивлением обнаружил у себя дома незнакомого шумного дядю, на которого мать смотрела с немым восторгом и с которым бурно спала на новой широкой арабской кровати. Это был удар. Впрочем, скоро они подружились, ведь новый мамин муж работал не где-нибудь и не кем-нибудь, а лектором в кинотеатре «Иллюзион», куда Тима теперь мог ходить без билета на любые фильмы, даже детям до шестнадцати…

P.S. Через двадцать лет Дмитрий Жарынин решится снять новый фильм и опять сойдет с ума. Но об этом в моем романе «Гипсовый трубач».

Из двух несчастных семейных пар может сложиться одна счастливая. Об этом наш рассказ.

Немолодой чиновник московской мэрии Константин Федорович Черевков женился на белокурой выпускнице факультета искусствоведения Юлии. Он пошел на этот сладкий шаг, задумавшись, кому же оставить нажитые миллионы. Она согласилась на брак после долгих уговоров матери Анны Семеновны. Юлия послушала-послушала и решила: уж лучше никого не любить в замужестве, нежели в одиночестве. А тут хоть дети пойдут. Но дети-то у них как раз и не получались. Они жили в пентхаусе с окнами на «Аптекарский огород», что на проспекте Мира, в двухстах метрах от станции метро «Проспект Мира». Грустя, Юлия часто ходила с книгой в этот зеленый оазис среди асфальтовой Москвы – читать и грезить о невозможном.

Вторая пара – Анита и Кирилл Подрамниковы. Он – художник, портретист, ученик Глазунова, но предпочитает пастель. Кирилл не пишет парадных морд, а рисует обычных людей и мечтает издать альбом «Московские лица». В браке несчастен. Анита – светская домохозяйка и грудастая дура из хорошей семьи, возможно, актерской. Как верно подметил Сен-Жон Перс: «К умным мужчинам судьба непременно цепляет глупых баб, подобно тому, как при Советской власти к сервелату в нагрузку давали пшенку». Итак, Анита страшно злится, что муж мало зарабатывает, уговаривает бросить к чертовой матери нищий реализм и стать преуспевающим актуальщиком. Она тычет ему в пример друга-однокурсника Эрика Молокидзе, который поначалу писал добротные пейзажи, а потом выставил на «Винзаводе» кинетическую биоинсталляцию «Жопы & Ягодицы» и, прославившись, заработал кучу денег. Но Кирилл верен реализму, как монархист убиенному императору. Он перебивается, преподает рисование в обычной школе и стойко сносит упреки жены. А та, разумеется, изменяет ему с Эриком, пока муж бродит по паркам, выискивая интересные лица. Если находит, пристраивается неподалеку и… чирк-чирк… уже засновал по шершавой бумаге мелок.