Юрий Поляков - Фантомные были

И Маша, студентка филфака МГУ, поняла, что ей выпало счастье встретить в жизни не просто сильного, смелого, красивого парня, спасшего ее честь, но и талантливого самородка с трудной судьбой, возможно, будущего Есенина или Евтушенко. Ну что, что еще нужно образованной чувствительной девочке, чтобы наконец расстаться с невинностью, которую проще отдать в хорошие руки, чем постоянно оберегать? А Грач не видел женщин долгих три года! (На зоне похотливые паханы за талант пощадили идентичность поэта.) Под сумасшедший стрекот цикад Тимофей на время потерял голову, а Маша навсегда – целомудрие…

Утром, раскаиваясь и чувствуя ответственность за содеянное, Грач рассказал всю правду о себе и снова попросил ее уйти домой. Он твердил, что сожалеет о нападении на инкассатора и готов явиться с повинной, вернуть деньги, но не верит в справедливость суда, так как однажды ему уже впаяли срок за самооборону. Влюбленная студентка обняла талантливого рецидивиста и ответила, что никому его теперь не отдаст. Несколько дней и ночей прошли в нежном изнурении, сладких мечтаниях, страстных стихах и красотах обнаженного купания. Когда закончились продукты, Маша вызвалась сходить в сельпо. У счастливой юной женщины созрел план спасения. С почты она позвонила безутешному отцу, не смыкавшему глаз с того момента, когда на берегу дальнего ерика обнаружили бессознательного Виталия без мотоцикла и без спутницы. Поиски результатов не дали, предположили самое худшее, связав случившееся с похищением совхозной зарплаты… И вдруг пропащая звонит сама, мелет восторженный бред про какого-то тюремного поэта, которого она без памяти любит, который напал на инкассатора и спас ее от грязных домогательств Нарусова-младшего, а теперь раскаивается и готов явиться с повинной…

– Ничего не понимаю! – воскликнул обрадованный отец. – Ты где?

– Скажу, если ты поклянешься, что спасешь Тимофея!

– Какого еще Тимофея?

– Грачева!

– Вот оно что… – Капитан, играя желваками, нашел на стенде «Их разыскивает милиция» настороженное лицо подозреваемого молодчика. – А если я…

– Тогда мы уедем.

– Куда?

– Страна большая…

– Как я его спасу? В лучшем случае ты увидишь его через десять лет, дура!

– Я буду ждать! – твердо ответила студентка, с детства восхищенная декабристками.

– Надо подумать…

– Думай! Я перезвоню через час.

Зобов помчался за указаниями к Нарусову, не отходившему от покалеченного сына. Вызванный из реанимации, районный руководитель выслушал доклад начальника милиции, долго молчал, протирая очки, а потом сказал, что не будет слишком строг, если при задержании жестокого рецидивиста случайно пристрелят, ведь Виталий не просто зверски избит, ему нанесено увечье, несовместимое с мужским предназначением. Сдержав мстительную усмешку, Зобов кивнул со скорбным пониманием. Он вырастил дочь без жены, которой перед роковым вмешательством хирурга обещал, что Маша будет обязательно счастлива. А что за счастье – погубить молодость, дожидаясь из зоны разнузданного негодяя, воспользовавшегося доверчивостью девочки? И ведь она, дуреха, будет терпеть, считать дни, ни на кого больше не посмотрит! Вся в мать!

И капитан ради дочери пошел на должностное преступление. Когда она вновь позвонила, он поклялся: если Грач сдастся и вернет деньги, ему оформят явку с повинной, а также, учитывая предыдущую судебную ошибку, скостят срок. Окрыленная девушка рассказала отцу про шалаш и про тропку, ведущую от сельпо, про лодку. Группа захвата выехала немедленно, прокралась к укрывищу и увидела безмятежного рецидивиста, который в ожидании любимой строгал жердочку и бормотал новые стихи:

Бах! Бах! Бах! – Зобов разрядил обойму прямо в сердце поэта.

Маша, услышав выстрелы, рванулась к шалашу, но ее не пустили. Потом появился опустошенный отец и объяснил, что бандит бросился на него с ножом, и другого выхода не оставалось. Дочь ничего не сказала, даже не заплакала, только попросила разрешения взглянуть на убитого. Тимофей лежал навзничь, и на его лице замерло выражение счастливого недоумения, какое иной раз бывает у поэтов, когда они находят свежую рифму или неведомое сравнение. Постояв над трупом, она усмехнулась и пошла прочь не оглядываясь.