Эрик Маккормак - Летучий голландец

«Потерянное счастье» начало подниматься. По крайней мере, Роуленд был уверен, что чувствует, как они поднимаются, хотя из-за тумана видно ничего не было. Роуленд держался за поручень, потому что корабль задрожал по всей длине и накренился, поднявшись в воздух. Подъем длился, наверное, секунд десять.

А затем «Потерянное счастье» упало.

Падение раскололо его надвое.

Роуленд Вандерлинден нырнул глубоко в море, теплое, как домашняя ванна. Его ноги были в ботинках, и он изо всех сил отталкивался, пока голова не оказалась над водой. Воздух был полон таким зловонием, что Роуленд хлебнул воды и снова пошел ко дну. Затем снова вынырнул на поверхность, откашлялся водой из легких и вдохнул вонючий воздух. Освободился от ботинок и поплыл изо всех сил. В глазах у него стоял туман, и он не мог протереть их, чтобы понять, где он, – и все же плыл и плыл до изнеможения, задыхаясь от смрада. Затем почувствовал, как чьи-то руки схватили его за плечи и вытащили из воды.

– Ты как? – Это был голос Уилла Драммонда.

– Нормально, – ответил Роуленд. Он моргал, пока к нему не вернулось зрение и он не увидел, что лежит на дощатом плоту с протянутым по краю тросом. – Но мои записные книжки остались в каюте.

– Тебе повезло, что ты не с ними, – сказал Уилл. Ева Соррентино тоже лежала на плоту; ее глаза были закрыты, а одежда перепачкана машинным маслом. Уилл Драммонд, втащивший их обоих на плот, был без рубашки. В руках он держал весло.

– С Евой все в порядке? – спросил Роуленд.

– Да, – ответил Уилл. – Но у нее сильный шок. Ей сейчас лучше поспать. Смотри, не видно ли где кого-нибудь еще. – Он начал грести, и неуклюжий плот поплыл.

Роуленд увидел, что все тело Уилла покрыто глубокими шрамами от каких-то старых ран. Но сейчас ему было не до расспросов. Он огляделся. Туман, или пар, или что это было – стал намного прозрачнее. Меньше чем в пятидесяти ярдах от них Роуленд ясно увидел «Потерянное счастье». Его нос и корма были задраны вверх, а точка разлома – низ буквы «V» – находился глубоко под водой, вместе с каютой Роуленда и всеми его записями. Вокруг плавали обломки: разломанные шпангоуты, канаты, куски палубного настила, клети, брусья; на всем блестела нефть.

За одной из клеток Уилл заметил плеск и повел плот туда, надеясь, что это кто-то уцелевший. На самом деле то была зебра, вся покрытая нефтью. Заметив их, она поплыла к плоту; ее глаза были дикими от страха. Зебре удалось закинуть передние копыта на плот, и она попыталась взобраться; плот едва не перевернулся под ее весом. Уилл поднял весло и сильно ударил зебру по носу, пытаясь отогнать ее. Роуленд одной рукой держался за плот, а другой схватил Еву: она начала соскальзывать в море. Уилл продолжал колотить зебру, пока та не оставила своих попыток и не уплыла.

Несмотря ни на что, Уилл продолжал поиски, но больше никаких признаков жизни не обнаружил. Концы буквы «V» становились все короче и прямее; разбитый корабль громко трещал; его положение становилось все более неестественным.

– Теперь нам лучше убраться отсюда, – сказал наконец Уилл.

Плот начал медленно отплывать от корабля в открытое море, когда произошла любопытная вещь. Из моря высунулась чья-то рука, вся в нефти, и схватила Еву Соррентино за левую руку, свисавшую за борт.

Роуленд подумал, что спасся кто-то из членов экипажа. Но голова и плечи, показавшиеся из воды, принадлежали крупной обезьяне, которая жалобно смотрела на них своими карими глазами. Уилл снова поднял весло и бил обезьяну по голове, пока у нее не потекла кровь. Животное отпустило Еву и отплыло от плота. На руке Евы остались три глубокие царапины в том месте, где ее схватила обезьяна, но девушка так и не пришла в сознание.

Солнце уже почти зашло, и Уилл отвел плот примерно на милю от «Потерянного счастья», когда два конца судна наконец с грохотом сомкнулись, и оно провалилось в глубины моря. Теперь плот продолжал плыть на запад, лишь слегка направляемый веслом. Когда стемнело, Уилл совсем перестал грести и прижался к Еве, чтобы согреть ее – а может, себя, потому что остался без рубашки. Вскоре откуда-то с востока донеслось громогласное журчанье, напугавшее их – как будто кто-то спускал воду из гигантской ванны. Еще некоторое время после этого воздух отвратительно пах. Потом очистился, и все звуки утихли, кроме волн, бившихся о плот. На их пути попадались клочья тумана, но теперь это был прохладный северный туман. Волны, что иногда заливали плот по краям, были, как и положено, холодными – ледяная вода северного моря. Успокоенный, Роуленд тоже наконец заснул.