Анна Бялко - Гинекологическая проза

Слава действительно зашел через пару дней, просидел допоздна, потом как-то опять, потом еще раз… Куда-то они с Ирочкой выходили, одно-другое, словом, так и пошло…

Странные это были отношения. Слава все больше молчал, никаких чувств, в особенности нежных, не проявляя, просто приходил и был, а там поди гадай, что он думает. Ирочка же через какое-то время поняла, что любит этого молчальника таким, как есть, на все ради него готова, а не просто девичий каприз, и если он больше никогда не придет, то… Впрочем, даже думать об этом было так страшно, что Ирочка никогда не додумывала до конца, что же: то. Но он приходил регулярно, бояться было нечего. Почти нечего.

В этот период Ирочкино и без того непростое отношение к Алине трансформировалось из невнятной досады в отчетливую неприязнь, хуже того, просто в животный страх. Ирочка жутко боялась, что вот возникнет Алина вновь в ее жизни, погрозит пальчиком, скажет:

– Что ж ты, голубка, мужика-то моего пригрела… Ай-яй-яй.

Да даже и говорить ничего не станет, просто поманит этого мужика этим же своим пальчиком, и тогда… Вот тут Ирочка всегда четко отдавала себе отчет: как бы хорошо Слава не относился к ней, стоит мелькнуть на горизонте хоть сколько-то благосклонной Алине, и ничего здесь не удержишь. Никогда не видела Ирочка у Славы таких собачьих глаз, какими он всегда смотрел на Алину…

Но это все по ночам, наедине с собой… Днем Ирочка была спокойной, ласковой и деловитой, старалась держаться уверенно, с интересом вникала в Славины проблемы, всегда готова была помочь-накормить-обогреть и даже мамино сердитое шипение (ибо не такого зятя лелеяла в мечтах Лариса Викторовна) пресекалось Ирочкою безоговорочно и жестко.

Компанию Ирочка забросила, перезванивалась лишь иногда с Мариной, даже на дни рождения – святое дело – старалась не ходить. Не то чтобы она боялась афишировать отношения со Славой, дело не в этом, все и так знали, да потом – что тут плохого, нет, Ирочка просто не могла преодолеть свой безотчетный страх перед возможной встречей с Алиной.

Так прошли осень, зима и начало весны, а где-то в апреле Слава, проводив очередной раз Ирочку до дому и отказавшись зайти (в чем не было ничего необычного, чувства Славы и Ларисы Викторовны были взаимно-равнозначны), вдруг взял Ирочку за пуговицу и выдал:

– Слушай, у меня тут, кажется, появится квартира на время пожить, поедешь со мной?

– А далеко? – глупо спросила Ирочка.

– Надо спрашивать, не «далеко?», а «надолго?», – поправил Слава. – Насчет квартиры не знаю пока, типа на полгода, а насчет меня – что тут загадывать, поживем – увидим.

Так началась Ирочкина семейная жизнь. Реакцию родителей (а тут даже папа не молчал) можно не описывать, практически все родители реагируют схожим образом, когда послушные доселе отпрыски вырываются из-под опеки, но крики Ларисы Викторовны… Хотя, решили не описывать, так и не будем.

На самом деле с внешней точки зрения семейная жизнь немногим отличалась от прежней; Ирочка работала, Слава тоже, по вечерам ужинали, ходили куда-нибудь погулять, или Слава садился писать диплом (он защищался в этом году, его звали остаться в аспирантуре, но он отказывался, ссылаясь на необходимость зарабатывать деньги, и собирался всерьез заниматься «программизмом»).

Несмотря на кажущуюся жизненную стабильность, Ирочкины страхи не прошли, а, напротив, укрепились и дали корни – теперь тем больше было ей терять. Алинин дух продолжал незримо витать над жизнью – то Славина старая бабушка назовет, оговорившись, Ирочку Аленькой, то кто-то из приятелей Славы ляпнет что-то такое…

Ирочка дергалась при этом, как от удара, ей казалось, что все сравнивают ее с Алиной, и так как сравнение это явно не могло быть в ее, Ирочкину, пользу (Алина всегда всем нравилась), она начинала думать, что вот и Слава тоже постоянно их сравнивает и долго потом не могла заснуть, перебирая в памяти те и другие Славины слова, взгляды, жесты, трактуя их так и эдак… Хотелось быть такой же, как Алина, и одновременно ни в чем на нее не походить… Терзаемая внутренней борьбой, Ирочка не высыпалась, болела голова, почему-то даже на руках проступали иногда странные красные пятна. Ирочка несколько раз показывала их врачам, те говорили: «аллергия» или «крапивница, видимо, нервное», прописывали витамины и цинковую мазь.

Странным образом, при таких глубоких душевных страданиях, Ирочка никогда не пыталась поговорить со Славой на больную тему и выяснить напрямую, как и к кому он относится. За все время был у них лишь один такой разговор, когда-то на заре их совместной жизни, да и тот дал скорее обратный результат. Начался он случайно, Ирочке позвонила Марина, то-се, заболтались, в это время вернулся с работы Слава. Пока он переобувался в прихожей, Ирочка закруглилась быстренько, но Слава успел уловить, с кем она болтала, и за ужином спросил, как бы между прочим: