Евгений Гришковец - Асфальт

– Ох и гадость! – сказал Миша.

– Да! Сильный вкус, – был ответ.

– Но с Юлей в компании, особенно тесным кругом, можно было выпить и не такую дрянь. И всё было за счастье. Такой она была человек! Скажи! – сказал и посмотрел собеседнику в глаза Миша.

– Верно! Но я помню, она любила коньяк. Не дорогой, а простенький какой-нибудь. Называла его всегда «коньячок». По-другому не говорила.

– Правильно ты запомнил, – сказал Миша и задумался. – А вот нашу музыку она ни хрена не любила.

– Точно. Ей было всё равно. Удивительная она была баба!

– Это ты мне рассказываешь?!

– Ей наша музыка была совершенно по барабану, а она всегда помогала. Удивительно! Я такого не встречал в жизни почти никогда. Знаешь, так рад тебя видеть! Но всё-таки зря я, что ли, летел? Хочу хоть одну нашу песню да сыграть. Не поверишь, все партии до сих пор помню. Иногда даже снится, как играю. Пойду я, Миша, Вовку попрошу дать мне поиграть маленько.

– Давай, конечно! – ответил Миша и сам пошёл к инструменту.

Они играли одну из любимых Мишиных песен. Эту песню, точнее, мелодию когда-то сочинил сам Миша. Но потом Володя её аранжировал, написал слова, и авторство переползло к нему. Но Миша по этому поводу никогда не переживал. Он играл свою партию, Володя пел, песня звучала.

А Миша вспомнил таксиста, который его вёз, и подумал: «Зря я мужика расстроил. Ну, любит он свою эту музыку. Но он же её любит… Можно было потерпеть. Обидно людям, когда вот так, как я…»

Они доиграли песню, и Миша решительно подошёл к столу, взял бутылку водки и стал быстро разливать её по стаканам, но по чуть-чуть.

– Ребята! – сказал он громко. – Я возьму слово с вашего позволения. Мне рано утром нужно будет ехать в аэропорт и вообще завтра понедельник, а он, как известно, день тяжёлый. Я должен буду вот-вот вас покинуть, но перед этим хочу сказать, – он оглядел всех, многие брали свои стаканы. – Ребята! Здесь собрались те, кто знал Юлю, для кого она, когда мы были юными, была важным и нужным старшим товарищем. Многим она помогала в жизни и помогла! Я тут налил всем водки. Давайте выпьем, кто не за рулём, именно водки. Юля не любила вино, коктейли и прочие слабые напитки. Она была человек сильный и старалась поступать просто. Поэтому, если поминать Юлю и думать о том, чтобы ей было приятно, если бы она нас видела и слышала… Короче, надо выпить водки.

Все, кто взял стаканы, выпили молча. Кто-то покивал головой в знак согласия и одобрения.

– И ещё минутку! – сказал Миша, севшим от выпитой водки голосом. Ему пришлось откашляться. – Если мы собрались здесь, чтобы отдать должное нашей Юле, то обязан сказать… За что мы так все её любили, когда были юными? За то, что она к нам всегда относилась серьёзно, не как к детям! И всегда честно! И давайте признаем честно… Не любила Юля всю эту нашу музыку. Ей она была безразлична. Она вообще музыку не очень любила. Не музыкальный была она человек. Нас она любила, а музыку эту нашу – нет, – Миша обвёл всех собравшихся взглядом. Все слушали внимательно. – А нравилось Юле выпить со своими подружками ещё студенческой поры и попеть такие песни.

которые мы не то что не любим, но и нос воротим от таких. Нравился ей тот самый пресловутый наш чёртов шансон. Я видел и слышал, как она со своими подружками эти песни пела и была счастлива. Я этих её вкусов не понимал и не понимаю. Но если мы здесь собрались для Юли, то… Володя, дай гитару… Дай, не бойся, не сломаю… Сейчас я спою, как умею и как могу, песню, которую Юля точно любила. Ребята, я не все слова помню, кто знает, подпевайте… Помогите! Ну, гитару-то дай!

– Сейчас, Миша! На этой просто только я играю, – сказал Володя несколько суетливо, – сейчас принесу другую.

Он сбегал куда-то в недра студии и вернулся со старенькой акустической гитарой, повидавшей виды.

– Во! Правильный инструмент, Володя! – сказал Миша, не скрывая иронии. – Для той песни, которую я буду сейчас исполнять, – это самое то! Да и Юле бы именно такая гитара понравилась. Ей же было всё равно, ты знаешь. А теперь тем более. Давай… – Он взял в руки гитару, провёл пальцами по струнам и стал её подстраивать. – Да-а-а! Давно я не брал в руки… Ну, ребята, подхватывайте…

Миша играл на не очень хорошо настроенной гитаре, фальшивил, но не поправлялся и не запинался, играл уверенно. Он играл и пел ту самую песню, которую когда-то играл для Юлиных подруг и друзей на чьём-то дне рождения, давно. Он вспоминал счастливую и пьяную Юлю. Несколько раз кто-то подсказал слова. На втором куплете песню подхватила-таки чья-то жена, неюная, коротко стриженная полная блондинка. Она пела чистенько, но тихо и вытирая слёзы. А Мишин голос окреп, и он пел всё громче: