– Определенно. – Майкл поймал брошенную мной монету, выдвинул ящик стола, достал металлическую коробочку, покопался в ней и извлек два двух-пенсовика. – Четыре, пять, – сказал он. – Обменяемся рукопожатием, деловой партнер. Мы заключили сделку.
Я встал, чтобы пожать ему руку, но тут он расхохотался, повергнув меня в окончательное смущение.
– Тедвард! Улыбнись! Любая сделка требует, чтобы ее отметили.
– Извини, – сказал я. – Твоя серьезность внушила мне благоговейный страх.
– Вот тебе первый урок того, как мы работаем. Мрачная решительность до самого момента подписания и обмена рукопожатием. А после того как подписи поставлены и одна рука пожала другую, нас обуревает экстаз, который никакой любви и не снился.
Майкл поставил на стол два магнитофончика и нажал на обоих кнопки записи.
– По одному на каждого, – сказал он. – Просто чтобы мы с тобой знали, до чего уже добрались.
Так мы с ним и сидели, пока Майкл пересказывал историю своей жизни, прерываясь лишь для того, чтобы ответить на два звонка из Йоханнесбурга и на один зов к чаю да принять оттуда-отсюда четырнадцать факсов. Подробности нашего разговора, Джейн, я оставлю до уик-энда. Пока скажу лишь, что многое прояснилось.
Нынче утром, однако ж, случилось нечто довольно странное.
Я сполз сверху к завтраку, надеясь перехватить бекон, пока тот не обратился в подошву, и, как обычно, сидел один, с «Телеграф», у торца обеденного стола.
Вошла Патриция, раскрасневшаяся и взволнованная.
– Тед! – воскликнула она. – Как хорошо, что я вас застала.
– Выпейте кофе, – ответил я с некоторой холодностью. Я нахожу затруднительным изображать сердечность, общаясь с девицей, совсем недавно обозвавшей меня бородавочником, – как бы сильно не хотелось мне вбить мой кляп в ее дудку.
Кофе, однако, ее не интересовал. Что-то другое было у нее на уме. Причем далеко не дурное.
– Тед, простите мне все, что я наговорила вчера.
– О.
– Я так жалею об этом. Не знаю, что на меня нашло. Я нагрубила вам совершенно безобразным образом.
– Нисколько, нисколько.
– И вообще несла какую-то чушь.
В этот миг появился разыскивающий Логана Саймон – на обычно пустом лице его читалась тревога.
– По-моему, он работает в кабинете, – сказала Патриция. – Что-нибудь случилось?
– Да, в общем, нет. Я, собственно, насчет Сирени. Это папина кобыла. Похоже, ей лучше. Просто хотел сообщить ему, вот и все.
И он отвалил, оставив нас с Патрицией наедине. Она продолжила свои несколько натужные извинения:
– Понять не могу, почему я была так груба с вами. Последнее время мне приходилось несладко. Наверное, в этом все и дело. Вы, может быть, слышали, что мой… что Мартин, мужчина, с которым я жила, бросил меня. Я очень…
– Старушка, милая, – сказал я. – Прошу вас. Забудьте об этом.
– Просто мне показалось, что за обедом вы намекали на меня. Когда говорили о психиатрах. Понимаете, я тоже ходила к одному, вот и решила, что вам об этом известно и вы надо мной смеетесь.
– Патриция, да я бы и на миг…
– Нет, теперь-то я это поняла. Пролежала всю ночь без сна, думая, какая я скотина. Вы же просто так говорили, вообще. Да и откуда вам было знать?
– Я сам виноват, что разболтался, не подумав. Это мне следовало бы извиниться перед вами.
Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Где-то в самой глуби штанов заброшенный старый червяк дрогнул и пошевелился во сне.
Она поцеловала меня в щеку:
– Никаких обид, никакой натянутости между нами?
– Разумеется, нет, дорогая, – соврал я.
Я смотрел на ее великолепно устроенный зад, который, покачиваясь, выплывал из комнаты, и чувствовал, как эта самая натянутость сникает у меня в паху. Высокий зад, подобие полочки, идущей прямо от копчика, – на такой заварочный чайник можно ставить.
И все же, Джейн, о чем она, черт ее возьми, толковала? Она не одурачила меня и на секунду. Улыбка ее была слишком бодрой, поцелуй в щечку слишком театральным. Уж ущемленную-то гордость я как-нибудь различить способен. Она извинилась передо мной, потому что ей так велели. Хм. Мысли, мысли.
Вернемся, однако ж, к заданной мне программе и обратимся к Шестой Декларации:
Вы рассказали только о гостях. Но ведь в доме множество других людей. Домашняя прислуга, садовники, конюхи и так далее, тот же Подмор. А о них у Вас ни слова.
Что тебе требуется, кровиночка моя? Я не из тех непринужденно аристократичных типов, что способны прогуливаться с королями, не утрачивая умения общаться с людьми из любых слоев общества. Я – убогий буржуа, изображающий declasse [178] Деклассированный, морально опустившийся человек (фр.).
. Дай мне хоть дух перевести, куколка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу