Дина Рубина - Школа беглости пальцев (сборник)

…Вокруг было тихо. Ну, подумала я раздраженно, долго мне топтаться в этой черте оседлости?

Наконец из глубины темного коридора послышались шаги и женские голоса. Один – оправдывающийся, другой – презрительно-властный.

– …И приходится все время брюки носить, – торопливо пояснял оправдывающийся голос, – потому что у меня ноги полные…

– Полные?! – воскликнул властный голос. – А что, нужно, чтоб худые были? Ты ими что – в зубах хочешь ковырять?!

Показались две фигуры. Одну, молодую, но уже оплывшую женщину с покорными глазами я сразу мысленно окрестила Жертвенной Коровой. Вторая тоже была полной, но по-иному – крепко сбитой, цельно-кроенной. Она звенела серьгами, браслетами, бусами, шевелила бровями, сросшимися на переносице и потому напоминающими пушистую гусеницу, и похожа была на царицу Савскую, хотя я не видела ни одного изображения последней, да и вряд ли такое изображение могло сохраниться.

Увидев меня, женщины остановились, переглянулись. Жертвенная Корова пригорюнилась и как-то подобрала ноги, выставив навстречу бюст, а Царица Савская, тряхнув жерновами серег и браслетов, спросила властно-певуче:

– Слу-ушаю ва-ас?

– Здравствуйте, – сказала я непринужденно, как и было задумано. – Вот, привезла вам рассказ узбекского писателя на русском языке, на еврейскую тему.

Вместо того чтобы отослать меня в семнадцатую комнату в конец коридора – регистрировать рукопись – или сказать замороженным голосом: «Ну, оставьте… Учтите, мы отвечаем через три месяца…» – словом, как это делается обычно в нормальных редакциях, женщины переглянулись, причем взгляд Жертвенной Коровы приобрел еще более скорбный оттенок, а Царица Савская пошевелила гусеницей брови и пробормотала:

– Вус?.. Слушаем ва-ас?.. – встрепенувшись и зазвенев, повторила она.

Надо сказать, сочиняя свою представительскую фразу, я как-то не рассчитывала на частое ее употребление, понимая изрядную долю идиотизма, в ней заложенную. Но, тренируясь, я так к ней привыкла, что расчленить или объяснить как-то иначе ситуацию почему-то уже не смогла.

– Здравствуйте, – повторила я громче и аккуратней. – Вот, привезла вам рассказ узбекского писателя на русском языке, на еврейскую тему.

Возникла неуютная пауза.

– А с кем он договаривался? – спросила вдруг Царица Савская, подозрительно вглядываясь в меня.

Я растерялась:

– Со мной…

– А вы кто? – таким же тоном спросила она.

– Бухгалтер… – пробормотала я, томясь в дубленке.

– Ну?..

Я разозлилась. Мне все надоело: жара, Москва, тупость здешнего редсостава. Одновременно я вспомнила, что журнал-то еврейский, и отвечать здесь, по-видимому, следует вопросом на вопрос.

– Что – ну? – ответила я.

– Он что – тоже бухгалтер? – спросила она недовольно.

– Почему – бухгалтер? – ответила я. – Он писатель. Узбекский.

– Ну, и?..

– Ну, и написал рассказ. На русском языке. На еврейскую тему.

– А чего это он?

– Захотелось, – сказала я, протягивая красную папку. – Извините, я тороплюсь. Здесь адрес автора указан.

– Так он что – ни с кем таки не договаривался? – повторила она, не забирая у меня папки.

Я совсем разозлилась.

– А с кем он должен был договариваться? У вас здесь что – особая система связей? В других редакциях пришел-отдал-ушел, – продолжала я, обнаруживая странную для бухгалтера осведомленность о стиле работы литературных журналов. – А у вас я полчаса топчусь, и меня допрашивают и чуть ли не обыскивают, точно я бомбу принесла! Не нужна вам свежая рукопись – до свиданья!

– Постойте! – полнозвучно воскликнула Савская, простирая длань царственным жестом. – Идемте за мной.

– Зачем?

– За мной! – повторила она и, прихватив со стола пачку гранок, пошла прочь по коридору, звеня, шелестя, постукивая каблучками и покачивая размашистыми бедрами, похожими на деку дорогого итальянского контрабаса.

Я расстегнула дубленку и повлеклась за Царицей по темному коридору. Мы свернули направо, потом налево. «Черт возьми, электричество они экономят, что ли?»

– Осторожно, здесь три ступени вниз! – предупредила Савская с необъяснимой гордостью, точно речь шла о большом мраморном фонтане, выложенном александрийской мозаикой. – Не упадите! – и открыла дверь в квадратную комнатку с двумя окнами во двор, отчего в ней было светло и тихо. Тягуче, душновато пахло яблоками, и почти сразу обнаружился в углу мешок, доверху набитый бледно светящимся «гольденом».