Леонид Борисов - Волшебник из Гель-Гью

Исходив весь парк от церкви до Вороньей горы и вдоволь наглотавшись мороза и наслушавшись веселого чириканья лесных зимних птиц, Грин являлся в свою крошечную комнату, и добродушный, но самоуверенный и хитроделикатный Штраус подавал ему горячий борщ с сосисками, вносил графины с пивом и водкой, запеченные со свиными почками макароны, слоеные пироги с капустой. Поесть Грин любил, к еде он относился с почтеньем, и здесь, в Дудергофе, ел много и с аппетитом исключительным.

После обеда он читал что-нибудь – с собою он взял «Мельмота-Скитальца» – книгу, весьма похожую на то, что он писал сам. Читал он вслух, и вся семья Штраусов – папа, мама, дочь, сын, бабушка и племянница – на цыпочках подходили к дверям комнаты Грина и слушали фантастические вымыслы Матюрена.

– Наш жилец, я думаю, ученый, – говорил Штраус.

– Нет, он еще не ученый, но стремится к этому, – заявляла фрау Штраус.

– Он в парке поет и хохочет, он, я думаю, актер, – говорил сын булочника.

Бабушка, с полчаса послушав чтение, изрекла:

– Я не знаю, кто он такой, но я жду, когда же к нему придет женщина…

Вечером Грин уходил на станцию. Он забирался в буфет, заказывал коньяк и закуску и часами сидел возле окна, вслушиваясь в паровозные гудки пробегаюших мимо поездов и печальную перекличку стрелочников. За окном шел снег, темные фигуры прибывающих и уезжающих, подобно китайским теням, бродили по платформе.

В буфетной комнате топилась печь и, несмотря на малолюдье, было весело и уютно. За прилавком стояла молодая женщина, она предупредительно выполняла мелкие желания Грина и не без удовольствия слушала болтовню невзрачно одетого посетителя, длинного, худого, некрасивого, но умевшего заинтересован, обладавшего высоким даром остроумной, живой беседы. В первый же свой визит Грин выяснил, что молодая женщина одинока и не прочь развлечься, что она овдовела всего лишь год тому назад и как-то так, по инерции, продолжает торговое дело своего мужа, которое весьма спокойно, но малоприбыльно.

– Вот вы, например, – сказала она, улыбаясь, – сидите третий час и каждые двадцать минут расходуете деньги. Все другие мои посетители забегают на пять минут, чтобы выпить бутылку пива и съесть один-два бутерброда.

– По этому поводу дайте мне, пожалуйста, еще бутылку пива и пять бутербродов, – сказал Грин. – А так как ближайший поезд из города придет через час, а из Ямбурга – через три часа, то прошу вас подсесть ко мне и…

– Благодарю вас, я занята, – ответила буфетчица.

– Вы вдова, следовательно, вы свободны, сударыня. Забирайте десяток пирожных, наливайте два стакана горячего молока и садитесь рядом со мною. Я родом из Зурбагана, я расскажу вам интересную историю.

– А что это такое Зурбаган и где он? – спросила женщина, взглядом отбирая те пирожные, которые она наиболее любила.

– Где вы учились, сударыня? – спросил Грин. – Даже так – гимназия и курсы Черняева? Ну, так я вам скажу, что Зурбаган всюду, где просторно воображению, где ничто не мешает мечте и…

– Вы, сударь, художник?

– Именно. Теперь, надеюсь, вы сядете со мной за столик? Мне хочется угостить вас. Я живу в немецкой семье, и привести вас ко мне, то есть показать вас семейству Штраусов, равносильно визиту пьяной вакханки в дом сельского дьячка.

– Так вы живете у Штраусов?

– Именно у Штраусов, а Штраус тот же Страус, вроде нашего ИвАнова, делающего ударение в своей фамилии на последнем слоге. Так как ИвАновых иного, то он, видите ли, ИванОв. Но это чепуха. Мой булочник туи, глуп и вообще дубина.

Часы пробили семь. Чайные стаканы и рюмки забренчали. Мимо станции пробежал поезд. Буфетчица, плененная болтовней Грина, подсела к нему. В восемь беседа достигла своего развития, и в девять часоз увлеченная женщина употребила немало усилий для того, чтобы задержать гостя еще на один часок в своем буфете.

Грин импровизировал всевозможные истории, острил и, по выражению современных ему синежурнальных беллетристов, въедался в томящееся женское сердце. В десять часов Грин расплатился, поцеловал тонкую, пропахшую душистым земляничным мылом руку буфетчицы и откланялся.

– Нам по пути, – сказала женщина. – Я закрываюсь.

Она была счастлива, – так нетрудно сделать человека счастливым… Она вслух призналась Грину, что ей никак не понять, почему он вдруг стал ей близок и дорог. Познакомились три часа тому назад, а впечатление такое, словно она знает его по меньшей мере полгода.

– Вы волшебник, сударь, – сказала женщина.