Леонид Борисов - Под флагом ''Катрионы''

В зале наступила тишина. Мистер Блэндли, подобно школьнику, поднял руку, не отрывая взгляда своего от судьи.

– Мистер Блэндли придумал что-то очень смешное, – сказал Луи, обращая внимание судьи на поднятую руку. – Позвольте ему, милорд, дать согласие на один хороший щелчок по носу!

– Вы кто? – прохрипел судья и ударил кулаком по столу. – Я прикажу смотрителю зала вывести вас отсюда!

– Приказывайте! – сказал Луи. – Но я не могу молчать, когда вижу, что у нас в Шотландии так неуважительно относятся к юмору, милорд! Следует наказывать тех, кто лишен этого чувства.

– Вы кто? – взвизгнул судья, перегибаясь через стол и сверля Луи взглядом. – Еще одно слово…

– Потребуется не одно слово для того, чтобы ответить вам, милорд, – не унимался Луи. Его, что называется, понесло, – в него вселился бес и нашептывал такое, чего ни при каких условиях нельзя произносить в зале судебного заседания, в лицо самому судье. – Я эдинбургский школяр Роберт Льюис Стивенсон, – проговорил он не без гордости и достоинства. – Я хочу напомнить вам, милорд, что мой друг Джон Тодд щедро наделен чувством юмора, за что его нельзя наказывать и требовать нелепейшего извинения перед мистером Блэндли – человеком, абсолютно лишенным этого божественного чувства.

– Роберт Льюис Стивенсон! – громко возгласил судья, чувствуя, что ему необходимо спасать и себя и престиж суда, и не зная, как именно сделать это. – Вы оскорбили суд, лично мою особу и… – Он схватил звонок и забил тревогу.

– Это всё одна шайка разбойников, милорд! – плаксиво заревел мистер Блэндли, не опуская руки. – Звоните, звоните, и да услышат вас господь бог и его ангелы! Только это я и хотел сказать!

– Благодарю вас, мистер Блэндли, – сказал судья и после короткой паузы снова начал звонить.

Явился смотритель зала. По молчаливому знаку судьи он взял Луи под руку и с неуклюжей, казенной вежливостью пригласил его пройти в канцелярию.

Здесь был состряпан документ, везде и всюду именуемый протоколом. Джона Тодда тем временем куда-то увели. Луи дал подписку в том, что до вызова в суд он никуда не уедет из Эдинбурга.

Он покинул родной город и родительский дом на следующий же день. Он надел грубую черную куртку, голову прикрыл широкополой шляпой, в заплечный мешок положил два хлеба, кусок сыра, три большие репы. В руки взял суковатую палку – подарок Джона.

– Куда? – спросил сэр Томас.

– В горы, папа.

– А ученье? – Сэр Томас встал у двери.

– Я учусь, – опуская глаза, ответил Луи.

– Нехорошо, – печально произнес сэр Томас, укоризненно качая головой. – К чему ты себя готовишь? Что ты, наконец, делаешь? Мне стыдно за тебя, мой мальчик! Ну, куда ты собрался? Когда явишься домой?

– Папа, это сильнее меня, – проговорил Луи, и в эту минуту он не лгал.

Но до гор, до сердца его родной Шотландии, было далеко, а потому он сказал неправду, отвечая отцу, хотя сэр Томас и не видел в этом лжи: он прекрасно понимал, что «идти в горы» на языке сына означало более трудное и опасное путешествие, чем буквальная поездка на север. Есть Гремпиенские горы с вершиной Бен-Новис, но пешком до них дойдешь не так-то скоро. И есть мечты, воображение, а оно крылато, оно способно в течение одной секунды перенести человека из Эдинбурга в Нью-Йорк, Египет и даже на Марс. Самая отдаленная точка на карте мечтаний Луи находится в горах, где сосредоточено прошлое Шотландии, и у этого прошлого есть образ – человек. Имя ему – Роб Рой. В эти горы и уходит Луи каждый раз, как только ему что-либо не понравится в реально существующей действительности.

Отец хорошо знал сына: сегодня он уходит в горы, завтра вернется домой. Но где именно проводит эти сутки Луи, о том известно только ему одному.

На этот раз он не вернулся и на третий день. А на четвертый посыльный Эдинбургского суда вручил сэру Томасу повестку, адресованную сыну: «Явиться в канцелярию суда ровно в полдень 12 августа 1868 года».

– Недоразумение, ошибка, – решил сэр Томас и показал повестку жене.

– Сходи в суд и узнай, в чем дело, – сказала жена.

Председатель суда, прокурор и канцеляристы хорошо знакомы сэру Томасу, хотя он никогда не имел с ними дела. И вот оказывается, что Луи оскорбил судью, вступил в пререкания с ним,когда тот исполнял свои высокие обязанности, и за это суд может наказать виновного, подвергнув его или двухмесячному заключению в тюрьме, или штрафу в размере двадцати фунтов стерлингов. Страшно подумать – тюрьма…

Может быть, есть третье «или»?..