Мил Миллингтон: Моя подруга всегда против

Когда прибыли двое охранников, парочка заканчивала до боли знакомый рассказ. Охранники только что прослушали курс межличностного общения, который шустрая бабенка из отдела кадров читала прямо по электронной классной доске. [3]Помня наставления кадровички, они повели себя мудро и не проявляли агрессивности, чтобы не усугублять положение. Охранники вышли из лифта прогулочной походкой, засунув руки в карманы и болтая о результатах последних футбольных матчей.

– Ц-ц-ц, – поцокал языком один из них, окинув взглядом офис. – Пошли, ребятки.

Группа медленно побрела к выходу.

– Значит, договорились – завтра в девять утра? – спросила Карен.

– Да-да. Можешь не беспокоиться.

Карен вылетела из офиса, едва не сбив с ног Раджа, Уэйна и Брайана, возвращавшихся после устранения неполадок на сервере и угрозы инопланетного вторжения. Троица молча таращилась на разгром в кабинете, пока Уэйн не изрек:

– Прикольно!

Голова Первенца представляет собой почти идеальный овал. По ней расстилается пелена белесых волос – под цвет материнских; волосы тоньше самых тонких нитей, они реагируют на малейшее движение воздуха и переливаются радугой, когда в них застревает солнечный луч. В бумажнике у меня лежит фотография Первенца. Иногда я разглядываю его лицо, чтобы освежить память. В оригинале мне доступен только затылок – с тех пор как шестилетний Джонатан (ватага друзей зовет его Джон) год назад склонил свое лицо под углом 45 градусов над геймбоем и с тех пор уже его не поднимал.

Голова Последыша (Питер, возраст – три года) круглее. Он еще более отъявленный блондин, чем Первенец, но его волосы ведут себя увереннее. Они отвергают покорность и воздушность волос старшего брата, торча из головы во все стороны непослушными протуберанцами. Мне видна лишь макушка Последыша, потому что он еще мал. Вертлявый зверек снует в своем мире где-то пониже моих ягодиц, движимый постоянной тягой к перемене мест.

У детей столь разный темперамент, что сторонний человек, не имея справочной информации, легко примет Джонатана за отпрыска поэтов XIX века, а Питера – за воспитанника волчьей стаи. Джонатан эмоционален и склонен к самосозерцанию, Питера больше всего интересует, как убить человека одним большим пальцем. Я отчетливо вижу в них себя и Урсулу – поровну. Урсула утверждает, что они оба – вылитый я, неважно, произносится ли это шепотом, с улыбкой или гневно выкрикивается, когда от тычков пальцем в грудь никакого результата.

Урсула, Джонатан, Питер и я жили в трехкомнатном викторианском доме, составлявшем с другими домами-близнецами один длиннющий общий фасад. Поскольку район, где находится дом, имеет некоторое отношение к грядущим событиям, лучше объяснить, как мы туда попали.

Чуть меньше восьми лет назад мы с Урсулой вернулись из Германии, нашего прежнего места обитания. Урсула – физиотерапевт и нашла работу с полоборота. В Британии в то время не хватало квалифицированных физиотерапевтов, а немецкие, то есть те, которые не гнушались мучить больных стариков, выкручивая им конечности, пользовались особым спросом, ибо садизм и есть главное в профессии физиотерапевта. Вопреки ожиданиям (учитывая, что пиком моей карьеры были диплом по социальной географии и игра на гитаре в ресторане), я тоже быстро нашел людей с чувством юмора, развитым настолько, что они согласились взять меня на работу. Так я поступил в библиотеку медучилища.

Оставалось уладить последнюю проблему – мы с Урсулой жили врозь, причем не в переносном смысле. Урсуле выделили комнату в общежитии медсестер при больнице, где она работала. Я попробовал выпросить комнату при медучилище и наткнулся на стену из понимающих взглядов: мол, ишь, чего удумал. Пришлось поселиться у друзей – Марты и Фила. Они только что купили свое первое жилье, и дополнительный доход был им очень кстати, тем более что они относились ко мне как к члену семьи – разрешали есть бутерброды с рыбой, сидя на их диване, и переключать каналы телевизора, спрашивая для проформы: «Это кто-нибудь будет смотреть?» Нам с Урсулой явно был нужен собственный угол, арена гладиаторских боев для закалки духа.

Изучив ситуацию, я пришел к интересному выводу: дома, оказывается, стоят страшно дорого. Нет, правда, они стоят десятки и даже сотни тысяч фунтов. Я провел много времени, пялясь на витрины агентств по торговле недвижимостью и водя черным от типографской краски пальцем по газетным разделам о продаже собственности, надеясь наткнуться на объявление вроде «Четырехкомнатный дом на спокойной улице в популярном районе. Владелец сошел с ума в связи с заболеванием гипофиза и отдаст дом первому встречному, кто явится с мешком таблеток от глистов и проволочной мочалкой для чистки кастрюль». Не в состоянии найти ничего подобного, я не по дням, а по часам старился от злости.