Виктор Зорза - Путь к смерти. Жить до конца

— Я знаю, кое-кого шокирует вид голого тела, но у нас в семье по-другому. Чувствуешь себя естественно. Так зачем же притворяться?

— Здесь не надо притворяться, Джейн.

Теперь глаза Джейн совсем открылись, и она хотела разговаривать.

— Так и не скажете, откуда вы? — спросила она.

—Скажу, даже с удовольствием, если не захотите сами догадаться.

Иссиня-черные волосы Аделы наталкивали на догадку. Джейн пока смутно различала черты ее лица, но, хотя что-то семитское проступало в лице Аделы, было совершенно ясно, что она не еврейка. В самой Джейн было достаточно еврейской крови, чтобы это понять.

—Сначала по акценту я приняла вас за гречанку, — сказала она. — Несколько месяцев назад я работала в Греции учительницей. Я правильно определила регион?

—Почти правильно.

—Средиземноморье?

— Тепло, тепло. Попытайтесь еще.

—Ближний Восток?

—Горячо.

— Вы — из арабов?

Адела снова ласково улыбнулась.

— Вот видите, Джейн, вы сами почти угадали. Я из Сирии. А вы что преподавали? Географию?

— Нет, но я много ездила. В пятнадцать лет я с папой совершила кругосветное путешествие, побывали мы и на Ближнем Востоке.

— А в Сирии?

— Нет, но останавливались в Израиле. Как вы к нему относитесь? — Джейн спросила, так как не хотела ссориться с новой подругой. Она знала арабов, которые слышать не могли слова «Израиль».

—После войны я была в Сирии несколько раз, — осторожно отвечала Адела. — Там тоже есть евреи, и они мирно уживаются с сирийцами. Это ведь политики заводят смуту, а не простые люди.

Джейн поняла, что может разговаривать свободнее.

— В Израиле мне страшно понравилось. На следующее лето я вернулась, чтобы поработать в кибутце. Что-то есть в жизни этих поселений, что в них привлекает. Я даже подумывала остаться навсегда. Но однажды увидела, как израильские полицейские обыскивают арабов. Одного человека увели. Он боялся, не хотел с ними идти. Они его толкали к полицейской машине, он упал. Упал прямо в пыль, на сельской дороге.

В то утро Адела и Джейн говорили о евреях и арабах, о своих семьях, о своей жизни и довольно хорошо узнали друг друга. Когда пришла Розмари, дочь сказала ей радостно, что у нее — новая подруга.

Эта ночь показалась Розмари длинной. Она вглядывалась в лицо Джейн, пытаясь понять, изменилась ли та. Накануне дочь не могла поворачивать голову на подушке, теперь она слегка двинула ею в сторону матери. Но глаза — округлившиеся, тусклые, лицо — опухшее от лекарств. Губы шевелились с трудом.

— Мам, я умираю? — спросила Джейн.

— Пока нет, доченька, — ответила мать, успокаивая. — Но это недолго продлится. Теперь уже скоро. И мы будем с тобой.

Хотелось бы мне знать точнее, подумала Розмари, и сказать дочери. Она знала: Джейн хочет свести счеты с жизнью до того, как начнет угасать разум.

— Надеюсь, уже скоро, — пробормотала Джейн. — Я не хочу долго умирать.

— Мы знаем, что должны тебя потерять. Важно, чтобы тебе было спокойно до самого конца. Здесь все хотят помочь тебе.

— Так хочется спать… — голос Джейн звучал сонно.

— А ты не разговаривай, отдыхай. Если проснешься и чего-то захочешь — я рядом.

Сердце Розмари разрывалось: она хотела для Джейн быстрой кончины и все же надеялась на чудо.

Розмари осмотрела комнату: она была уютной. Вчера все было слишком мучительно, чтобы осмотреться. Вчерашняя палата превратилась в спальню — место уединения с окном в сад. Джейн не могла видеть со своей постели то, что за окном: кормушку для птиц, горшки с цветами на террасе, деревья вокруг площадки для гольфа. Но дверь на террасу была открыта, и оттуда доносились звуки и запахи. Может, скоро ей станет лучше, тогда они смогут выдвинуть кровать на террасу, подумала Розмари. Дверь достаточно широка. Джейн сможет смотреть на птиц и радоваться цветам.

Здесь не было зловещей таблички на кровати. На руке дочери не было пластикового браслета, который выдают в больницах, предупреждая, что снимать его нельзя. Джейн ненавидела эти браслеты с фамилией, едва оказывалась вне больницы сразу срывала свой браслет. Но здесь, в хосписе, ее и так знал весь персонал.

Дочь шевельнулась и открыла глаза.

— Мам, они знают, как я больна? Что я скоро умру? — В голосе была тревога. Розмари погладила ее руку.

— Да, знают. Говорят об этом и стараются помочь тебе. Здесь все такие добрые.

— А куда мы поедем, когда меня выпишут? — Этот вопрос напомнил о беспомощности дочери. Совершенно не может распорядиться ни собой, ни своим будущим. Полная беззащитность, обретенная за месяцы скитаний по больницам.