Эдуард Лимонов - Торжество метафизики

Юрка посидел в подольской тюрьме и научился делать татуировки. Жил он там неплохо. Пострадал он, уже когда прибыл на самую образцово-показательную зону в России, его избил бригадир. Потому он и хромает, что в результате избиения была изуродована его нога. Впрочем, возможно, что и не бригадир избил Юрку тогда, а дубак, надзиратель. Юрка скрытный и осторожный тип. Он не скажет того, что ему может повредить. Привыкнув к вольностям черной подольской тюрьмы, Юрка попытался вести себя так же и в 13-й колонии Саратовской области. Но его обломали здесь. В том, что из Московской области он попал в 13-ю колонию, нет ничего удивительного. На это есть распоряжение ГУИНа, чтобы осужденных в Московской области возили отбывать наказание в 13-ю колонию. Почему? Может быть, потому, что москвичи с областью традиционно считаются и в армии, и в тюрьме наглыми говнюками, а саратовская самая красная колония призвана их обломать? Вероятнее всего, именно так.

Есть юноши в русских селеньях, так удивленно думал я о Юрке, перефразируя поэта Некрасова. Удивительное сочетание деловитости, работоспособности, холодной собранности и дисциплины. Ну, понятно, что в колонии все волей-неволей дисциплинированны. Однако между рассеянным читателем детективов «наркоманом» Кирилловым и австрийским военнопленным Карлашем дистанция в световые годы. Я забыл сказать, что, помимо огромного количества дел, которые он выполняет в качестве председателя секции культурного отдыха, а он не только организовывал команду КВН 13-го отряда, но и писал для нее песни и тексты диалогов, Юрка еще и учился в техникуме. Раз в полгода сюда приезжали принимать экзамены. Разумеется, ведение двенадцати различных журналов всех секций разумной деятельностью не назовешь, эта деятельность придумана для того, чтобы белка носилась в колесе. То есть это та же категория — сизифов труд, как и собирание небесной влаги после дождя. Вот самое удивительное, что Юрка сам признавался мне несколько раз, очевидно, забыв, что делал это уже ранее, он признавался, что стал таким собранным и деловым только в колонии. И даже в его словах звучали интонации благодарности к месту, где ему вначале сломали ногу, избили, а потом он стал собранным и разумным существом. Я, который сделался собранным и разумным сам, и очень давно, не мог ему сочувственно поддакивать. Начнем с того, что я твердо понял, что он не забивал насмерть того несчастливого мужика на стройке. Потому все происшедшее с ним в дальнейшем имело смысл только в качестве издевательства, напрасных страданий, насилия со стороны государства. Думаю, Юрка и без колонии стал бы однажды разумным и собранным, австро-венгерская кровь сказалась бы в нем. Генное наследство — мощная вещь, никакая среда не сделает из человека с положительной наследственностью бомжа и алкоголика. Не в силах будет сделать.

Так вот, Юрка… Он даже взял надо мной шефство, сказал, чтоб я снял рубашку из-под куртки, нельзя, могут приебаться, поедешь в карцер — только майку можно под низ или свитерок без горла. Он указал мне на то, что многие зэки стирают носки чуть ли не каждый вечер перед отбоем. Юрка не лежал рядом со мной, он не мог знать, воняют ли мои носки, но он деликатно указал, что многие стирают. Они там не только стирали, но и постоянно гладились. Два раза в неделю нас дотошно осматривали козлы. И спереди и сзади, подбрита ли сзади линия скальпа. Бывали случаи, что с зэков сдирали линялые рубашки, штаны или стоптанные туфли.

Я понял, что прототипом колонии является Советская армия. Ни что иное. То, что офицеры знали в армии, то они внедряли и нам сюда. Разумеется, над всеми сидел наш крупный тестообразный полковник Зорин, он же Хозяин. Но не он придумал порядки в местах заключения, их придумали первые армейцы, брошенные, когда там, ну, еще в 20-х годах, я полагаю, на строительство советской системы наказания: ГУЛага, а потом ГУИНа. Советская армия унаследовала от крепостных армий царского времени жесткие и неприятные традиции мордобоя, использования солдат офицерами в качестве крепостных (а уж тем более «хозяин», «батя» и в армии, и в еще большей степени в колонии и царь, и бог). Юрка внедрился в эту армию, принял ее и стал в ней поворотливым, инициативным, безотказным солдатом. Однако в этом тоже заключалась опасность. Умея делать лучшую самодеятельность в колонии, он рисковал тем, что колония будет заинтересована задержать его в своих колючепроволочных объятиях как можно дольше. Так бывало с нужными колонии людьми: с завхозами, со специалистами-техниками промзоны, с богатыми зэка, которых можно было доить на «гуманитарку» — гуманитарную помощь колонии — в виде краски, унитазов, цемента, досок и тому подобных материалов, нужных колонии. Эти категории заключенных старались не выпускать по УДО, хотя как раз они-то УДО и заслуживали больше других. Но такова подлость колонии и ее жизни.