Дом, купленный мадам Маргаритой был фермерским комплексом, с крыльями, амбарами и даже конюшней. Должно быть когда-то на ферме жила большая семья, все поколения вместе. Основная часть фермы, как утверждал Майкл, была построена уже в 17 веке, другие части прибавлены к ней по мере надобности в последующие века. Мадам купила дом в обезлюдевшей деревне с целью превратить его в загородную резиденцию. Она была предприимчивой первопроходчицей, мадам Маргарита, сейчас иметь загородную резиденцию на севере штата Нью-Йорк сделалось модным у богатых людей Нью-Йорк Сити, — у бизнэсменов и людей шоу-бизнэса.
Майкл с Джорджем вскрыли крышу семнадцатого века и пользуясь тем, что осень стояла не дождливая, стали заменять ее крышей двадцатого века…
Представьте себе тугой мешок зерна, завязанный у горла с большим трудом. Настолько тугой, что кое-где мешковина подалась, растянулась, и в этих местах мешок разбух, сделался шире. Вообразив такой мешок, вы получите представление о торсе Билла. Из торса проросли ручищи и ножищи, плюс голова покрытая редкой пегой шерсткой. Щеки в ржаной, плохообритой щетине, под белыми бровями голубые приветливые глаза. Он был симпатичный парень этот Билл. Четыре из двадцати четырех лет жизни он просидел в сторожах маломощной соседней электростанции. Он сам, смеясь утверждал, что за четыре года его ass [34] Ass (англ.) — зад (жопа).
увеличился вдвое. Он был женат, и приезжал' рано утром на старом маленьком автомобильчике из населенного пункта, расположенного в десяти километрах. Между нами образовались непредусмотренные Майклом производственные отношения, причиной которых были моя гипертрофированная мегаломания и его гипертрофированная физическая трусость.
Сейчас я объясню в чем дело. Один из двоих должен был работать в яме, — долбить скалу и наваливать породу на транспортер. Другой должен был оставаться наверху, у тачки, и по мере ее наполнения, отвозить ненаполнившуюся далеко к воротам. У забора рос вначале нс-большой, но все более впечатляющий холм. При одном землекопе, работающем в яме, тому, кто обслуживал тачку, можно было стоять себе и ждать, покуривая. Находящийся же в яме упирался рогом во всю, потел и пыхтел. Существуют такие несправедливые работы, и ничего с этим не поделаешь. Хороший форэмэн Майкл оставляя нас двоих, указал нам на неравномерность распределения труда и ненастойчиво пробормотал несколько советов по поводу организации производства. «Меняйтесь, бойз…»
Меняться мы не стали. Все сложилось само собой. Уже в первый день Билл не полез в яму, но выкатил из бывшей конюшни тачку и подкатил ее под срез транспортера. Поправил… И остался стоять рядом.
Еще в дни нашей общей атаки на скалу я заметил, что он страдает, могучий Билл, руки его как маховики. Мы загнали его нашим, предложенным Майклом темпом. Он тяжело ухал, охал, потел, раздевался и вновь одевался, менял то лопату на кирку, то кирку на лопату безо всякой видимой необходимости. Я тоже уставал в первые дни до такой степени, что отказался на время от второй, — сверхурочной работы. От смывания ядовитой жидкостью краски с потолка в соседнем доме, купленном хореографшей Леночкой Клюге, подругой мадам Маргариты. Позвоночник болел немилосердно, и утром я грустно вычитал из предполагаемого заработка Леночкины доллары.
Однако через неделю, после восьми часов под домом мадам Маргариты, я стал взбираться на лестницу, к потолку Леночки Клюге. Я привык. Билл не привык.
Очень часто в моей жизни я устраивался на тяжелые работы. Почему? Мне что доставляло всегда удовольствие проверять себя на выносливость? Почему в самом деле понесло меня в возрасте 17 лет в монтажники-высотники, строить цех в украинском поле, ходить по обледенелым балкам на высоте птичьего полета? А позднее в 19 лет, почему пошел я в сталевары? Землекопные работы считаются самыми тяжелыми. Разумеется, мне очень нужны были в ту осень эти четыре доллара в час (роковая цифра, выше которой я поднялся только один раз), но почему обязательно землекопания?
Впоследствии каждое утро я первым прыгал в яму, а Билл оставался у транспортера. Он обыкновенно приезжал раньше всех на автомобильчике, и ожидая остальных на террасе мадам Маргариты, пил кофе из термоса. Ровно в семь утра появлялся Майкл, по-утреннему хмурый и неразговорчивый. Мы вскакивали, и направлялись, ступая по белой от ночного заморозка траве к рабочим местам. От прикосновения моих ботинок трава тотчас становилась синей. Билл как-то незаметно немножко отставал от меня. Получалось само собой, что я первым подходил к транспортеру и яме и он предоставлял мне право решения.
Читать дальше