Марина Юденич - Нефть

— А Бурбулис?

— Это новая поросль. Уже не агенты. Мальчики из папки. Подобранные, призванные, приласканные. Это были уже никакие не агенты — подопытные кролики. Их находили, приглашали, привечали — вплоть до того, что одевали… Забавные, скажу я вам, складывались метаморфозы, хотя и мелкие, до обидного. Вот выезжает какой-нибудь толковый парнишка учиться или стажироваться, словом — осваивать скромный грант малоизвестной неправительственной организации или университета, в университетских кругах — мягко говоря — не очень признанного, а возвращается… Ничего вроде бы не изменилось. Но что-то в глазах — потом понимаешь, не в глазах — на шее. Галстук. Дорогой. Или ботинки. Ну, что-то из категории Baly. Но он уже знает, что это дорого и это есть некий символ — как значок на лацкане, университетском пиджаке. И он уже понимает, что его выбрали, причислили, пока не задорого, за галстук, но если постараться. Ему уже объяснили перспективы. И он готов. Полагает, что ставленник — один из ставленников, которым — вот, не сегодня-завтра, доверят новую страну. И не ведает, глупыш, что на самом деле всего лишь кролик. Или мышонок. Готовый в нужный момент, если подойдут биометрические параметры, послужить человечеству. Вернее — некоторой его части. Они и расписаны были соответственно, похоже на лабораторные описания.

— А зачем им понадобились эти лабораторные мальчики, если были серьезные люди, официально завербованные, — как было принято у нас, или, следуя американской традиции, просто взятые под крыло. Единомышленники. У власти. У денег. У истоков принятия решений.

— Ну, было же ясно, что времена меняются. И даже Яковлев — что бы там ни говорили про него и как бы долго он ни просуществовал политически… И физически, кстати — тоже… Уйдет. А главное — уйдет система. Партийных резервов и рекомендаций. И все придет к общепринятому знаменателю. Им, кстати, близкому и понятному.

— Выборы?

— Что, простите?

— Вы имеете в виду выборы?

— Вы это всерьез?

— Отчасти.

— Да? А я полагал — красивого словца ради.

— Вовсе нет. Прошлый раз мы говорили о мальчиках, на которых надели дорогие галстуки, разве не из них позже стали формировать парламент? И парламенты?

— И много вы видели в первых российских парламентах дорогих галстуков?

Мы смеемся вместе. Долго. Потому — надо полагать, — что картинка перед глазами у каждого примерно одна.

— Нет, в числе подопытных были, конечно, и парламентарии. Были же варианты — двинуть дальше, в губернаторы, министры. Но речь не о них и принцип изменился отнюдь не в связи с тем, что выборы стали демократической панацеей.

— А что же?

— А капитализм. Проклятый. Настал ведь — и с этим надо было уже считаться всем. А в нем — отвратительном и мерзком — все начинается с чего? Простите уж за школярский вопрос, учились вы, судя по всему, хорошо — потому ответить не составит труда.

— С прибавочной стоимости.

— Учились хорошо, но сути проблемы не уловили.

— С первоначального накопления капитала.

— Умница.

— Полагаю, истории про то, что на этом непростом и довольно жестоком поприще побеждают сильные, обветренные мужчины, оставим Джеку Лондону. А по нему первичный накопитель, как правило, суров, жесток, порой — кровожаден, но всегда — самодостаточен. Он всегда Сам. Именно так — с большой буквы. Сам добывает свое золото, сам уничтожает конкурентов, сам рискует, сам страдает, сам богатеет потом и сам — в счастливом финале — избирает себе наследника.

— А это не так?

— Отчего же? В период первичного накопления капитала — зачастую именно так. Но смею напомнить, что этот период закончился уже очень давно. С той поры в мире сложились разные — по величине и степени влияния — группы людей, которые просто не могут допустить этого самого первобытного первичного накопителя — уж тем более целую популяцию накопителей — к дележу пирогов, которыми — смею заметить — питается большое количество людей. Едва ли не к тем семи хлебам, которые бескровно и справедливо мог разделить только один человек. Прочие — не обучены.

— Но все сейчас кричат именно о том, что Россия переживает период накопления первичного капитала.

— И правильно кричат. Но это — некоторым образом — уже не совсем российский капитал. То есть, юридически — хотя кому-то бы очень хотелось пересмотреть и эту позицию — однако ж, увы — юридически, безусловно, российский. Поэтому допустить к его первоначальному, а стало быть, с неизбежностью потом — и вторичному накоплению какого-то случайного никто не пожелает. И не допустит.