Дмитрий Быков - ЖД

Директриса энплюсодинского музея была женщина интеллигентная, высокая, когда-то красивая, очень культурная. Униформой всем культурным женщинам провинции служила шаль местного производства – во всей провинции коренное население выживало тем, что шило платки, а если ткани не хватало, плело кружева. Библиотекарши, учительницы, директрисы провинциальных музеев, все, на ком так долго держалась истинная культура, то есть все, кто так долго и глупо делал вид, будто что-то еще есть, тогда как на деле давно уже следовало отказаться от этого дрянного представления, – всегда кутались в шали. Их представление о культуре, однако, было стопроцентно варяжским. Они любили, чтобы формуляры были заполнены разборчиво. Им нравились ритуальные вещи вроде отставленного мизинца при чаепитии, слов «спасибо» и «пожалуйста», варяжских паролей, не имеющих к культуре никакого отношения, и еще они любили варяжские народные романсы, в которых суровые варяжские женщины, поющие в нос, давали решительный отлуп, тоже в нос, любым мужским поползновениям. Разумеется, среди провинциальных библиотекарей и директрис были истинные подвижники, хорошие люди, и одна из таких подвижниц, Марья Семеновна, работала в городе N+1. Она любила свой приплюснутый купеческий город и крошечный музей, восстановленный местными умельцами. Она любила зал местных промыслов – изготовление грибов из любых подручных материалов, от дерева до глины; грибы были вытканы на местных шалях, украшали кружева, столовый прибор в виде грибов был когда-то подарен президенту, и только так он узнал о существовании города. Грибов здесь водилось очень много. Вероятно, они питались подземной влагой, тогда еще скрытой, смирной.

Не найдя в городе ни одного работающего заведения, губернатор и Аша зашли в музей – просто потому, что там было открыто.

– Проходите, проходите, добрый день, – поприветствовала их директриса. – Я рада, что вы интересуетесь историей нашего города.

Она провела их по залам, стилизованным под купеческое жилище начала девятнадцатого века, где под стеклом на столах лежали извлеченные из семейных архивов гимназические сочинения про Дубровского, фрагменты частной переписки, в которой все благодарили Бога за то, что до сих пор живы, и страница рукописи писателя Кислопрядильщикова, видного народника, сотрудника журнала «Русское богатство» (очерк «Лесной пожар»). По стенам висели портреты местных купцов и их детей. Купцы были насупленными, лица их – каменными, и видно было, что купеческое слово их твердо. В лицах детей читался затаенный ужас перед тем, что когда-нибудь и им придется стать каменными и купеческое слово их будет твердо. Купцы были по большей части варягами и люто ненавидели хазар, видя в них опасных конкурентов. Когда хазары стали комиссарствовать в городе, купцам мало не показалось.

– Это музыкальная шкатулка, – рассказывала Марья Семеновна. – Музыкальные диски хранились в доме казака Онуфрия Янова, впоследствии расказаченного, и купца Прокофия Жвакина, впоследствии раскупеченного. Музыкальные ящики Янова и Жвакина были сломаны во время революции, и диски негде было прослушать. Дети делали из них мишени для луков, и большинство дисков погибло. Уцелел один, завалявшийся на чердаке и содержавший вальс «Амурские волны». Музыкальный ящик случайно был найден в хозяйстве трактирщика Прушкина, впоследствии растрактиренного. Его починил кустарь Зобов, впоследствии раскустаренный. Ящик долго хранился у комиссара Штейнмана, впоследствии комиссованного, а в 1937 году раскомиссаренного окончательно. Создатель нашего музея Борис Павлович Феклыгин, местный учитель, впоследствии разучившийся, обнаружил диск и совместил его с ящиком, потому что диск без ящика и ящик без диска не представляли никакого интереса. Сейчас вы услышите эту дивную музыку.

Она поставила диск на ящик, накрутила ручку, пружина стала раскручиваться, диск завращался, задевая прорезями за шипы, и хрипловатые колокольчики заиграли вальс «Амурские волны». Аша выглянула в окно. Воды Энки, а может, какие-то другие воды уже поднялись до окна провинциального музея. Вода проступала сквозь крашеные доски пола. По воде бежали мелкие амурские волны: амур означает любовь, и вода как бы слегка трепетала от любви к заполняемому ею городу.

– Благодарю за внимание, – сказала Марья Семеновна, поправляя очки. – Теперь мы продолжим нашу экскурсию по городу, надо только взять лодку.

Она быстро надула с помощью насоса небольшую резиновую лодку, открыла окно, причем вода хлынула в дом; директриса забралась в плавсредство и помогла разместиться там губернатору с Ашей.