Дмитрий Быков - ЖД

– Спасибо, – сказала Женька, вытирая губы. – А не скажете, где тут стоит жадруновский гарнизон?

– Да тут много, – низким голосом сказала женщина. – Тут порядочно.

Неожиданно из дома вышел молодой солдат в незнакомой форме. То есть где-то Женька точно видела эту форму, но не могла припомнить – где. Вероятно, жадруновский гарнизон по случаю бунта пошил себе гимнастерки старого образца. Русские ходили в такой форме в первые дни прошлой войны, потом кубари заменили на погоны и все такое. Гимнастерка на солдате была расстегнута, ремень висел, что называется, на яйцах, и вообще, кажется, он только что оторвался от сиесты.

– Здравствуйте, – поздоровалась Женька и с ним. Он поднял на нее глаза и кивнул.

– Вот интересно, – сказал он равнодушно. – Говорят, ничего нет, а тут все есть.

– Где тут жадруновский гарнизон? – спросила Женька.

– Вы есть хотите? – спросил солдат.

– Я спрашиваю, где гарнизон, – повторила Женька уже зло. Ей было неловко срываться после того, как ее напоили молоком, но тупость местного населения начала раздражать.

– Сейчас, – испуганно сказал солдат и ушел в дом. Женщина стояла и улыбалась полуоткрытым ртом. Женька томилась жарой. Через пару минут солдат вернулся с тонкой цветной брошюрой в руках. Он виновато улыбнулся и протянул его Женьке.

– Вот, – сказал он робко. – Больше нет.

Женька взглянула на брошюру. Это был журнал «Мурзилка» за семьдесят восьмой год, зимний, с детской горкой на обложке. С горки катилась на санках веселая детвора.

Он или косил под дурака, или действительно был местным дураком, которому ради развлечения пошили солдатскую форму.

– Вы на свалке были? – спросила женщина. – Попробуйте на свалку сперва. Если вам в гарнизон, то надо мимо свалки.

Она показала рукой куда-то в поле, и Женька действительно заметила метрах в двухстах от деревни большую кучу мусора. Раньше она ее почему-то не замечала.

Никакого жадруновского гарнизона там, конечно, не было и быть не могло. Но она повернулась и пошла от этих психов к мусорной куче, оказавшейся гораздо ближе. Все расстояния тут странно искажались – явно из-за жары.

То ли воздух так зыбился, то ли голова у нее шла кругом. Свалка была удивительная: башмак, монета, рукав шинели, шариковая авторучка, книга «Справочник по элементарной геометрии», компас, детский пластмассовый меч, двуручная пила, граммофонная труба – все валялось в полном беспорядке, хотя само по себе, в отдельности, было еще пригодно. Женька поняла, что и ей надо что-то бросить. Почему – она понятия не имела, но надо. Это было что-то вроде входного билета. Она полезла в карман, вытащила фотографию Волохова и сунула назад. Больше у нее ничего с собой не было, если не считать нескольких мятых купюр. Бросать купюры почему-то было не принято, тут была другая валюта. Она с трудом оторвала от гимнастерки пуговицу и бросила в мусорную кучу. Видимо, это надо было сделать давно, потому что воздух сразу перестал дрожать и вообще все стало как-то понятнее, но все-таки не совсем, потому что смерть была бы непозволительной пошлостью, и с ней явно происходило что-то другое. Она была жива, даже слишком жива, болели пальцы, которыми она отрывала пуговицу, и попрежнему хотелось пить и жить, и она все помнила. Женька отошла от свалки и направилась к жадруновским дворам. В следующем дворе сидел хорошо ей известный лейтенант Горовец и чинил радиоприемник.

Она понятия не имела, что Горовец в жадруновском гарнизоне. Он был контрразведчик, раненный при наступлении на Заверюхино, маленькую деревню, ничтожную в стратегическом отношении, но противник почему-то бился за нее с непостижимым упорством. Горовца оставили в избе, где разместился госпиталь, а сами пошли дальше.

– Здорово, Горовец, – сказала Женька. В облике Горовца что-то смущало ее, а что – она поняла не сразу. Черт с ним, что этот аккуратист был лохмат, с репьями в шевелюре, и дня три не брит: он починял радиоприемник, а этого не могло быть ни при каких обстоятельствах. Горовец многажды ей признавался, что даже велосипеда не мог починить в детстве – когда соскакивала цепь, всякий раз бежал к соседу. Руки у него росли совершенно не оттуда. В армии он держался на чистой идее.

Горовец поднял голову и близоруко сощурился.

– Добрый день, – сказал он неуверенно.

– Ты что, не узнал меня? – Женька в первый раз испугалась по-настоящему. Она была знакома с Горовцом с довоенных времен, с юности, – он хоть и не был ЖД, по нелюбви к военно-спортивным играм, но в Каганате все молодые друг друга знали, да и не только молодые, если честно.