Илья Бояшов - Путь Мури

Все в детской, за исключением выстроенных на полу солдатиков, оказалось разгромленным, оторванным и расплесканным, словно в комнату швырнули гранату. Рыжий негодяй не утруждался уборкой, более того, он ежедневно доводил до тихой истерики горничную, каждый раз воплями и слезами не давая ей в своей комнате ни к чему даже пальцем прикоснуться. Бросив кота на кровать, Курт подскочил к монитору компьютера. Пробежавшись пальчиками по клавишам, малыш закончил игру, выпустив наконец-то столь долго и тщательно приготовляемую ракету на целый мир с деревьями, домиками и травой. Затем объявил меню на сегодня:

– Я буду называть тебя Усатик-Полосатик! Как ты насчет вальса? У этого задавалы Эрнста (он имел в виду школьного товарища) кот танцует вальсы! Эрнст научил-таки своего толстяка. И я попробую… Для начала примерь-ка галстук!

Вмиг на шею пленника намоталась веревка. Затем мальчишка сдернул несчастного кота на пол и вовсю занялся дрессировкой. Гордому боснийцу ничего не оставалось делать, как, шипя от унижения, перебирать по паласу задними лапами – передние, точно тисками, сжимались мучителем. Время от времени дрессировщик напоминал о «галстуке» и стягивал его так, что в глазах Мури плавали пятна. Просочившийся в детскую во время этого кошмара домовой имел наглость расхваливать здешнее существование. «Парная печенка по утрам тебе гарантирована, – обещал он, расхаживая по потолку. – А какое здесь молочко! Будешь опиваться им, я уж не говорю о сметане… Потерпи немного, озорнику вскоре все надоест!»

Домовой нагло лгал – Курт не истощался. Напротив, чувствуя непрошибаемое упрямство горца, истязатель завопил:

– Нет, я все-таки выучу тебя танцевать, Усатик-Полосатик! А будешь вырываться – побью, больно-пребольно! Так что хватит отворачивать морду!

И, то затягивая, то отпуская петлю, продолжал муштровку. Не удивительно, что Мури осатанел.

– Ты не смеешь обидеть ребенка! – закричал домовой. Он-то немедленно заметил, как бешенство сузило кошачьи зрачки. – Есть правило: не трогать детей… Потерпи немного, вот увидишь: Курт выдохнется!

Курт не выдыхался. Не замечая готовящейся расправы, мальчишка по-прежнему принуждал кота вальсировать.

– Не смей трогать ребенка, это глупо! – ныл домовой, без особого труда предвидя дальнейшее. – Всего-то и делов потерпеть, – пискнул он совсем уж тонко.

– Перебирай лапами, полосатая сволочь! – закричал в это время Курт. Он стянул веревку, в который раз предоставляя Мури возможность на пару секунд унестись в иной мир. Когда выскочившие глаза кота вернулись на место, мучитель пообещал: – Я заставлю тебя танцевать, как Эрнст заставляет своего толстяка, пусть хоть хвост оторву и состригу усы. Пляши!

Мури больше не мог терпеть – царственные когти воткнулись в перекошенную физиономию обидчика. Тот, забыв про веревку и ножницы, которыми намеревался безжалостно освободить Мури от изумительных усов, наскочил на все четыре стены, повалив подушки, одеяла, монитор и разметав равнодушных солдатиков.

Курт выл настолько основательно, что огромный дом содрогался: все его комнаты – залы, гостиные, спальни и даже подземный гараж – вторили безудержному воплю. Сны мгновенно покинули особняк, кровати опустели, помощь спешила со всех концов. Первой прибежала задастая и грудастая мамаша. Увидев, что случилось, она посинела от собственного вопля: это был примитивный, грубый рев озверевшей самки. Следом, стремясь угодить хозяевам, но не слишком торопясь, заглянули в детскую садовник и горничная. На подходе был полусонный повар. За спиной заспанного отца расплылся в улыбке старший брат Курта. Мать бросилась спасать своего малыша. К чести Мури, непросто это было сделать даже рассвирепевшей австрийке.

– Отпусти моего мальчика! – орала мать. – Я убью тебя! Я заколочу тебя кочергой! Принесите сюда лопату! Дайте хоть что-нибудь! Я изрублю в куски это чудовище… Глаз, глаз… У моего сына нет глаза – какая тварь… Какая мерзкая, неблагодарная тварь…

– Да он бешеный, – заметил неторопливый садовник. – Несчастный ребенок, герр Шульц! – констатировал он, поворачиваясь к отцу Курта.

– Отпусти! – жалобно упрашивал кота бегающий по потолку домовой. – Чего тебе стоит, дурак! Разве нельзя было потерпеть?

– Двуногие! – хрипел Мури. – Вам ли меня касаться!

Так все, кроме Куртова братца, выли и орали разными голосами, а пронзительнее всех выл и орал наказанный. Наконец садовник отодрал кота, прилипшего к мальчишке, словно пластилин. Видно, он часто имел дело с котами – так крепко собрал на загривке у Мури шкуру, что тот не смел и пикнуть. Кожа на морде натянулась и едва не трещала, придавая коту вымученно-улыбающийся вид. Искусственная улыбка эта бесила фрау – однако садовник сам собирался исполнить явно выраженную волю хозяев и пообещал: