Джозеф Кутзее - Молодость

Ильза сидит на антибиотиках, пройдет еще не один день, прежде чем она поправится. Марианне же пока заняться нечем. Он предлагает ей прогуляться по набережным Темзы. Выросшая в Фиксбурге, Марианна, с ее строгой стрижкой и туристскими башмаками, выглядит в толпе лондонских модниц нелепо, но ее это, по-видимому, не волнует. Не волнует ее и то, что все вокруг слышат, как она говорит на африкаанс. Что до него, он предпочел бы, чтобы Марианна говорила потише. Изъясняться в этой стране на африкаанс, хочет сказать он, то же, что изъясняться на нацистском – если бы такой язык существовал.

Насчет возраста их он ошибся. Никакие они не дети: Ильзе двадцать, Марианне двадцать один. Обе учатся на последнем курсе университета Оранжевого свободного государства [29]и обе – на социальных работников. Он по этому поводу не высказывается, однако, на его взгляд, социальная работа – умение помогать старушкам делать покупки – вовсе не тот предмет, который могут преподавать в приличном университете.

О компьютерном программировании Марианна никогда не слыхала и интереса к нему не проявляет. Впрочем, она спрашивает, когда он собирается вернуться, как она выражается, домой, tuis.

Не знаю, отвечает он. Может, и никогда. А ее разве не тревожит направление, в котором движется Южная Африка?

Марианна трясет головой. Южная Африка вовсе не так плоха, как ее изображают английские газеты, говорит она. Если черных и белых просто– напросто оставить в покое, они отлично поладят. Да и вообще, она политикой не интересуется.

Он приглашает ее посмотреть фильм в «Эвримене». Это «Bande a part" [30]Годара, он его уже видел, но готов смотреть и смотреть еще, потому что в нем играет Анна Карина, в которую он ныне влюблен так же, как год назад в Монику Витти. Поскольку кино это не интеллектуальное, во всяком случае не откровенно интеллектуальное, просто рассказ о банде недотепистых дилетантов– уголовников, он не видит причин, по которым фильм мог бы не понравиться Марианне.

Марианна не жалуется, однако он на протяжении всего фильма чувствует, как девушка поерзывает, сидя с ним рядом. Бросив на нее косой взгляд, он обнаруживает, что Марианна, не глядя на экран, чистит ногти. Тебе не понравилось? – спрашивает он потом. Я так и не поняла, в чем там суть, отвечает она. Выясняется, что Марианна никогда не видела фильмов с субтитрами.

Он приводит ее, чтобы выпить кофе, в свою квартиру, вернее, в квартиру, на время ставшую его. Уже около одиннадцати, Теодора легла спать. Притворив дверь гостиной, они усаживаются по-турецки на толстый, ворсистый ковер, вполголоса беседуют. Она не кузина ему и все-таки – подруга кузины, она из дому, отчего и ее облекает возбуждающий ореол запретности. Он целует ее, Марианна вроде бы не против. Они вытягиваются на ковре лицом к лицу; он начинает расстегивать пуговицы и молнии, распускать шнурки. Последний поезд уходит в 11.30, она явно на него опоздает.

Марианна девственница. Выясняется это, когда она оказывается наконец голой в его двуспальной кровати. С девственницей ему спать еще не доводилось, да и не задумывался он никогда о девственности как о физическом состоянии. Теперь он получает урок. Кровь льет из Марианны, пока они любят друг дружку, льет и потом. Ей приходится прокрасться – с риском разбудить служанку – в ванную комнату, чтобы помыться. В ее отсутствие он зажигает свет. Простыни в крови, все его тело тоже. Они – картина эта вызывает у него тошноту – вывалялись в кровище, точно свиньи. Марианна возвращается обернутой в купальное полотенце.

– Мне пора, – говорит она.

– Последний поезд уже ушел, – отвечает он. – Оставайся. Кровотечение не прекращается. Марианна засыпает с засунутым между ног полотенцем, намокающим все больше и больше. Он лежит рядом с ней без сна, волнуясь. Может быть, вызвать «скорую»? Удастся ли сделать это, не разбудив Теодору? Марианну происходящее вроде бы не беспокоит, но что, если она лишь притворяется, щадя его? Что, если она слишком невинна или простодушна и не понимает, что происходит?

Он уверен, что не сможет заснуть, и все-таки засыпает. Будят его голоса, звуки льющейся воды. Уже пять, птицы запели в ветвях. Он не без труда вылезает из кровати, прислушивается у двери: голос Теодоры, потом Марианны. О чем они говорят, не слышно, однако добра ему от их разговора ждать не приходится.

Он стягивает простыни с кровати. Кровь добралась до матраса, оставив на нем огромное неровное пятно. Виновато, сердито он переворачивает матрас. Конечно, рано или поздно пятно обнаружат. К тому времени ему надлежит смыться, что он и не преминет проделать.