Георг Освальд - Все, что считается

– Сабина спрашивает, не будешь ли ты так любезен не пялиться на ее титьки хотя бы минут пять?

Простите, что вы сказали? Это грубо. Я ей только мило улыбался, только и всего. Рычу Анатолю в ухо:

– Я не пялился на ее титьки, пусть не воображает, передай ей.

Анатоль кивает, но при этом хохочет. Я тоже засмеялся, хотя развитие ситуации кажется мне не очень радужным. Поэтому отворачиваюсь к Уве; кажется, что все пучки света направлены на его загорелую башку с белыми от перекиси водорода волосами. Он с открытым ртом уставился на танцующих и качает головой в такт музыке. При ста двадцати битах в минуту это выглядит как болезнь Паркинсона в последней стадии. Следуя за направлением его взгляда, подхожу к танцполу. Никто из моих друзей со мной не пошел. Там музыка грохочет так, что не возможны не только разговоры, но даже самая примитивная мыслишка. Из-за круговерти я оказался в эпицентре световых бликов, нельзя сделать ни шагу. Пришлось остановиться у последнего столика. Пытаюсь узнать сидящих, насколько это возможно при подобном освещении. Могу себе представить, что сюда иногда заходят и банкиры, если им хочется пропустить стаканчик. Публика представляет собой этакую смесь из ночных людишек и молодежного истеблишмента. Я в своем костюме-тройке наверняка похож на служащего банка на отдыхе. Причем этот отдых явно пропитан наркотой. Именно так мне и хочется выглядеть, потому что я и есть он, банковский служащий в пропитанном наркотой отпуске, который будет длиться неопределенное время. Какая-то часть меня, наверное, мое трезвое «я», начинает призывать к порядку: нужно, мол, в конце концов, задать своей жизни хоть какое-то направление, и всё в таком духе. До чего я здесь дойду? Всего четыре недели после увольнения – и уже докатился до торговцев наркотиками? Сколько еще пройдет времени, прежде чем я поселюсь в парке перед банком и по утрам начну здороваться: «Привет, коллеги, я сменил профессию. Теперь делаю другую карьеру, наркотическую ».

Конечно, мои страхи не совсем настоящие. Но факт есть факт: я не имею понятия, чем заниматься. Нет никакой, самой крошечной идейки. Может быть, действительно, разослать свое резюме, как советует Марианна. Но самое смешное, что мне этого совсем не хочется . Не знаю, как так получилось, но все это осталось где-то позади. Никакого дела Козика – наверное, следовало бы сказать, «дела Румених» – второй раз не будет. У меня давно нет никаких иллюзий, и я прекрасно понимаю, что стоит только получить место в любом другом банке, и подобные истории будут случаться вновь и вновь.

Не знаю, что делать, поэтому пущусь-ка в пляс. Сказать так намного проще, чем это сделать, учитывая мое состояние. Думаю, что не смогу долго танцевать в такт музыке, кроме того, очень скоро кончатся и силы, – в моей ситуации перспективы не внушают оптимизма. Но все это будет не сразу.

Сижу с Уве и Анатолем в «Кафе Блю» и пытаюсь держаться прямо. Анатоль говорит, что мне обязательно нужно выпить «Кровавую Мэри», положив туда побольше табаско, это поможет прийти в норму. Чувствую себя как побитая собака. Чтобы он, наконец, оставил меня в покое, делаю заказ, добавляю в коктейль три щедрые щепотки табаско, перемешиваю, делаю глоток и иду к унитазу.

Возвращаюсь и понимаю, что Уве с Анатолем заговорили о деле, которое и свело нас вместе. Возможность заняться чем-то кроме самокопания резко улучшает мое состояние. Речь идет о человеке, которого я всегда называл сербом и который давно сделал ноги. Это тот самый тип, настойчиво предлагавший Марианне воспользоваться его тренажерами. Его зовут Миро, он шурин Анатоля.

– Сейчас мы тебе объясним, как все фурычет, – говорит Уве.

Наверное, у меня удивленный вид, потому что он поясняет:

– Бельман сел нам на хвост. Вчера снова звонил. Скоро он до нас доберется. Но ты нам поможешь от него избавиться. Раз и навсегда.

– Что значит «раз и навсегда»?

Уве смеется:

– Да очень просто: нужно, чтобы он отсюда испарился.

Анатоль и Уве громко хохочут. И в самом деле, это же очень смешно. Смех прекращается так же внезапно, как и начался. Мы сдвигаемся поближе, и они начинают объяснять, «как все фурычит», при этом Уве, если можно так выразиться, выдает общую канву, а Анатоль время от времени добавляет некоторые детали. Объяснение длится довольно долго и оказывается более запутанным, чем всё есть на самом деле. Вероятно, они хотят произвести впечатление. И это им, безусловно, удается.