Георг Освальд: Все, что считается

Одеты дорого. Денег на одежду явно не жалеют. Это удивительно, потому что они наверняка не из тех семей, где без всяких разговоров выкладывают кучу денег за тряпки. Такое впечатление, что значительная часть родительских доходов тратится именно на эти шмотки. У некоторых американские фирменные вещи спортивного стиля да еще и модные прически. Это и есть те, кто смотрит MTV. Они верят в поп-культуру и готовы платить за сознание причастности к ней. Некоторые одеты как благополучные герои американских кинофильмов и сериалов. Парни в серых однобортных пиджаках и белых рубашках, галстуки подобраны со вкусом, на девушках – серые или темно-синие костюмы. Кроме того, у них строгие, но стильные прически и классическая обувь. До этого момента все в лучшем виде. Мне интересно, насколько трогательно-живо эти молодые люди демонстрируют свое желание добиться общественного признания. Обидно, что ни одному из них не удастся вырваться из замкнутого круга и подняться выше их сраной жизни в двухкомнатной халупе, за которую они постоянно упрекают своих родителей. Откуда мне это известно? Это же ребята из училища, а на сегодняшний день они оказываются проигравшими уже на старте. И вы это знаете не хуже меня. Само собой разумеется, я понимаю, что говорить такие вещи вслух запрещено. Если одному из тысячи удается добиться хоть какого-то успеха, то в него начинают тыкать пальцем и вопить: «Смотрите! Это может каждый из вас!» Хотя на самом деле такой уникум доказывает, что это может далеко не каждый, что для оставшихся девятисот девяносто девяти мечта о счастье навсегда останется только мечтой, даже если они и далеки от осознания данного факта.

Подобными размышлениями я развлекаю себя на пути к метро вплоть до того момента, когда подхожу к зданию Управления по делам иностранцев, расположенного на другой стороне улицы. Каждое утро главный вход оккупируют сотни желающих попасть внутрь. Что тут скажешь? Слава Богу, что вход на другой стороне. Люди стоят, чтобы получить бумаги, деньги, легальный статус. Меня это не должно волновать, ведь меня это не касается, у них все равно ничего не получится. Конечно, если меня спрашивают, что я думаю о проблеме иностранцев, то я отвечаю, что ее необходимо каким-нибудь образом решить. Но на самом деле я так не думаю. Я понимаю, что существуют те, кто находится внутри, и те, кто хочет туда попасть. И, черт меня подери, неужели те, кто внутри, не знают, как этому помешать! Итак, в чем же проблема? Битва при раздаче слонов с четко распределенными ролями. Все шансы на одной стороне и отсутствие таковых на другой. Замечаю, что уже спускаюсь в метро. Было бы неприятно, если бы кому-то из них пришло в голову перейти улицу и заговорить со мной. Осталось бы тягостное ощущение из-за того, что ко мне обратились с навязчивой, но бесполезной просьбой.

Первая в течение дня действительно серьезная депрессия накатывает в тот момент, когда я спускаюсь по загаженному эскалатору в толпе всякого сброда , – меня мутит от зловонного дыхания, немытых волос и дебильных харь. У них нет никакого понятия о том, что такое частная жизнь. В нью-йоркском метро, которое с этой точки зрения оказалось просто невыносимым, мне тем не менее кое-что понравилось. Я имею в виду наклейки под девизом «Поэзия в движении» на узких рекламных щитах над окнами. Один из текстов остался у меня в памяти:

Под ним стояло: Иосиф Бродский. Русский эмигрант и лауреат Нобелевской премии по литературе, это я выяснил у Марианны. Мне нравится, как лихо он упаковал в две строчки основной закон человеческих взаимоотношений. Можно даже посмеяться.

Смотрю через плечо низенькой жирной тетки, от которой за версту несет приторно-сладковатым парфюмом, и читаю ее вчерашнюю вечернюю газету. Заметив это, она чуть-чуть разворачивается и нагибается так, чтобы я не смог украсть у нее ни кусочка текста. Замечательно!

И тут два старых хрыча справа начинают действовать мне на нервы. Один из них, длинный узколобый седой старикашка за семьдесят, похожий на состарившегося прыгуна в высоту, треплется, глядя через верхний край своего «Шпигеля», с коротышкой-приятелем, тоже, наверное, не моложе.

Он (как же без него!) волнуется по поводу исполнения какого-то приговора. У многих пожилых людей необъяснимая страсть к вопросу о судебной ответственности. Не замечали? К сожалению, только им одним известны способы ее усовершенствования: возвращение смертной казни, позорного столба, пыток, долговой ямы, перенос долга на других членов семьи и так далее, что там еще бывает. Сегодняшний старикашка из умеренных, видимо интеллектуал. Читает своему приятелю: «Отбывающему в пятнадцатый раз срок наказания заключенному, который хочет расстаться со своими наколками, будет проведено лазерное лечение стоимостью семнадцать тысяч марок. Заключенные приглашены для участия в спортивно-педагогических проектах, предназначенных для социального объединения общества. Проекты предусматривают многодневные лыжные походы и поездки на каноэ. Молодой человек четырнадцати лет, имеющий за плечами сто семь уголовно наказуемых деяний, отправлен с сопровождающим в турне по Латинской Америке. Расходы составляют семьдесят три тысячи марок. Несколько человек совершают путешествие под парусом, расходы – шестнадцать тысяч марок на каждого».