Владимир Козлов - Политика

Пока Ленка идет по проходу, многие злорадствуют и хихикают.

Вечером мама ругала меня – Классная позвонила ей на работу и все рассказала.

– Из-за этих своих фокусов не получишь медаль, – сказала мама.

– А мне медаль не нужна.

– А что тебе нужно?

– Ничего.

Мама заплакала, и сказала, что если бы с нами жил папа, то я бы не вырос таким идиотом.

Ленка на следующий день тоже пришла в школу, одетая в новом стиле, и у нее получилось гораздо лучше, чем у меня. В правом ухе сидели две сережки – она сказала, что вторую дырку проколола сама. А еще она выстригла виски и пришла без передника, зато в ярко-красных колготках и кедах.

– Но учиться мы должны хорошо, как всегда, как будто ничего не произошло, чтобы не к чему было доколупаться, – сказала она. В стране – перестройка и демократия, и они не имеют права нам запретить одеваться и выглядеть так, как хотим.

На перемене нас вызывал директор. Я в первый раз оказался в его кабинете. Там стояли два стола буквой «Т», в углу – несколько застекленных шкафов, в них – почти ничего, только маленький белый бюст Ленина и несколько книжек.

– Вы же отличники, могли бы быть гордостью школы, а вместо этого!.. – заорал на нас директор. – Что это за внешний вид, что за форма одежды? На кого вы похожи? Вы должны пример остальным показывать. Подумайте о своем будущем. Вам же такую характеристику напишут, что ни в один институт не возьмут, да и поведение – неуд, никакой медали не видать.

– Нам медали ваши не нужны, – ответила Ленка. – Это они вам нужны для отчетности, для районо.

Директор даже не удивился Ленкиной наглости: привык уже.

– Колпакова, сколько с тобой разговаривать можно? Позоришь свою мать, она здесь работала, была на хорошем счету, одна из лучших учителей. Придется ее вызывать.

– Вызывайте. Это ничего не изменит.

Мне стало стыдно, что я ничего не сказал в ответ на вопли директора, одна Ленка за двоих отдувалась. И тогда я улыбнулся так неприятно и гнусно, как только мог.

Директор подлетел ко мне и дал оплеуху.

– Нечего тут смеяться. Серьезные дела обсуждаем. Не возьмем вот в девятый класс, и пойдешь в ПТУ, как миленький. И наплевать, кто ты там, отличник или двоечник.

Директор, наверно, подумал, что раз я отличник, то сдачи не дам, и меня можно бить. Если так, он ошибся.

Я размахнулся и со всей силы двинул ему под дых. Директор сложился пополам, потом выпрямился, прислонился к столу и посмотрел на меня удивленно, как будто не мог поверить.

– Учеников бить нельзя, – сказала ему Ленка. – А вы его первый ударили. Он защищался, я свидетель.

Директор ничего не сказал – ему попадало и раньше, и все это знают, но от отличника – первый раз.

Мы с Ленкой сидели на заднем крыльце и курили. Она научила меня курить, а сама начала еще год назад. Было тепло, но серо и пыльно, и листья на деревьях еще не распустились.

– Молодец, – сказала мне Ленка. – Я думала, ты зассышь и не дашь ему. Так и надо. И не бойся, он никому ничего не расскажет.

На следующей перемене ко мне подошли два здоровых пацана из десятого класса, Клещ и Гурон. Все их друзья свалили после восьмого в училище, а они решили пойти в девятый и как-то умудрились дотянуть до выпуска, хоть и раньше учились на тройки.

– Э, малый, ты думаешь, что ты самый здесь основной? – спросил у меня Гурон.

– Нет.

– А хули ты тогда так вот в школу пришел? Тебе можно, а другим – что, нельзя?

– Всем можно, кто не боится.

– А ты, че, смелый такой? Отпиздим – не будешь выебываться.

Я ничего не сказал. Подумал, что вряд ли они будут бить меня прямо сейчас.

– Ты, короче, смотри, – сказал Клещ. – Мы тебя трогать не будем – со своего района, со своей школы. А в центр поедешь – сразу получишь пизды. Подумают – панк недобитый, еще со дня Гитлера.

– А что с ними сделали?

– С кем?

– С панками.

– Ничего. Ну, почти ничего. Так, отпиздили некоторых, а остальных менты повязали. Это и тебя ждет. Готовься.

Вечером мы сидели на крыше Ленкиной пятиэтажки и курили. В ее подъезде был люк на крышу, и мы вылезли через него.

– Говно все. Город – говно. Зачуханная дыра. – Ленка затянулась и посмотрела на закат. Крыша была засрана голубями, и повсюду валялись бычки и осколки бутылок. Мы еле нашли место, где сесть.

– В Москве или в Питере – вот там – да, панки и металлисты и прочие всякие неформалы, а здесь – одни пролетарии и бывшие зэки. Говно, говно, говно. Уеду в Москву поступать после восьмого класса.