Синтия Суонсон - Книжная лавка

Разумеется, мы пытались найти другие варианты. Посетили несколько частных спецшкол для особых детей. Но это были либо школы для юных гениев, далеко опережавших Майкла, либо для детей-инвалидов, которых оставляли там на целый день, просто чтобы их матери получили передышку от бесконечных забот.

– Я буду учить его дома, – сказала я Ларсу. – У меня есть диплом и опыт работы.

Он скептически покосился на меня.

– Я справлюсь. Мне тоже иногда попадались трудные дети.

– Не такие, как Майкл. Ты только представь, что трудный ученик в классе – твой собственный ребенок. Каково тебе будет?

– Тяжело, не спорю. Но у нас нет выбора, Ларс.

Я даже не пыталась проводить с Майклом полноценные занятия, пока Митч и Мисси ходили в подготовительный класс. Мы осваивали простые вещи. Чтобы научиться писать, нужно уметь рисовать ровный круг, квадрат и треугольник. Поэтому мы с Майклом рисовали картинки. Иногда ему даже нравилось, хотя на листке оставались только спутанные линии. Я старалась больше читать вслух, пытаясь увлечь его историями. В отличие от большинства сверстников Майкл не очень любил слушать сказки, но мог спокойно вытерпеть несколько минут.

Когда Митч и Мисси пошли в первый класс, я решила, что нам с Майклом тоже пора по-настоящему заняться учебой. Он усваивал новое очень медленно, но времени у нас с ним было предостаточно.

Настрой у меня был боевой.

Я поставила в столовой маленькую парту. Садилась рядом, доставала листок бумаги, и мы принимались выводить буквы. Сначала «А». Больше я ничего не просила – только написать букву «А» и найти ее в той книжке, которую мы читали. Сначала он даже увлекся этим, но очень быстро остыл.

Я была в отчаянии. Думала, он так никогда ничего не выучит. Майкл знал алфавит наизусть, но повторял его совершенно бездумно. Слова, написанные на бумаге, казались ему бессмыслицей. Он только мотал головой, если я просила показать мне «А» или какую-нибудь другую букву. Майклу было неинтересно. Он не возмущался, когда я усаживала его за уроки. Просто сидел за своей маленькой партой, выводя букву «А» снова и снова, и смотрел на стену, пока я не объявляла о конце урока и не разрешала ему встать. За этой партой мы проводили по два или три мучительных часа, в конце которых я сама готова была все бросить.

Я не понимала сына.

– Он ведь все знает! – говорила я Ларсу. – Просто не хочет ничего делать.

– Со временем освоится.

Это было в середине октября. Как раз перед Хэллоуином. Как раз перед… той неделей.

Я стою перед открытым шкафом. Наконец останавливаю выбор на черных брюках и сером свитере под стать настроению. Надеваю гольфы и черные кожаные балетки, собираю волосы лентой.

Спускаюсь обратно в гостиную. Альма закончила уборку: от панорамного окна до обеденного стола по ковролину тянутся следы пылесоса. Прохожу через комнату, сминая туфлями ковровый ворс, и останавливаюсь у окна.

К дому подъезжает машина, и Ларс выпускает на улицу угрюмого зареванного Майкла. Странно, обычно рядом с папой он выглядит куда веселее. Я встречаю их у двери.

Ларс помогает Майклу снять куртку.

– Иди в свою комнату, – говорит он, и Майкл молча отправляется наверх. – Не знаю, как ты выдерживаешь с ним целый день.

– Понятия не имею. – Я развожу руками.

Ларс наливает себе кофе.

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

Я обхожусь стаканом воды. Ларс идет в свой кабинет, а я стою перед лестницей и прислушиваюсь. Наверху тихо, наверное, Майкл лег подремать. Иду в кабинет вслед за Ларсом.

Останавливаюсь на пороге, пока он разговаривает по телефону:

– Извини, сегодня не смогу приехать. Да, хорошо… Ясно. Подожди минутку, Глэдис.

Он прикрывает трубку ладонью и поворачивается ко мне:

– В офисе нужна моя помощь. Ничего, если я отлучусь?

Я пожимаю плечами:

– Конечно, езжай. Только… нам надо поговорить.

– Глэдис, скажи, что я приеду полвторого.

Ларс кладет трубку и проскальзывает мимо меня.

– Давай поговорим, пока я переодеваюсь.

Киваю и иду за ним.

В спальне стоит большое кресло, обитое темно-зеленым твидом, изящно вписывающееся в общую цветовую гамму. Я устраиваюсь в нем, пока Ларс достает из шкафа брюки, белоснежную рубашку и галстук. Даже с другого конца комнаты я чувствую, как пахнет накрахмаленная ткань. Он застегивает пуговицы, и рубашка туго обхватывает его ладные плечи и широкую грудь. Он такой красивый. Такой добрый, такой замечательный – мне надо благодарить судьбу за то, что мы вместе.