Михаил Веллер - Перпендикуляр

В этой книге действительно ничего нет. Из этих мемуаров можно узнать о героической борьбе, но из этих мемуаров невозможно узнать, так сколько у нас было сил и средств, людей и техники, и где они были расположены. И в таких-то сражениях так сколько же участвовало: солдат, танков, самолетов с немецкой стороны – и с советской стороны? И в результате: с какой же скоростью потом продвигались мы – а с какой скоростью продвигались немцы? А каково соотношение потерь военнослужащих на поле боя: немецких – и наших? И т.д. То есть: ничего самого главного там нет! Действительно: Жуков пишет, как его летчики напоили чаем и накормили бутербродами, а то он сутки ничего не ел, – зато он не пишет, сколько сил на Киевском направлении было у советской армии, а сколько сил было у немецкой. Миленькие мемуары. Это любая официантка в столовой может написать.

Понятно, что советские силы в несколько раз превосходили немецкие. И, тем не менее, немецкие вдребезги разбили, пленили и погнали советские. Это, конечно, неприятно. Но это к тому, что такие мемуары ничего не стоят.

В свое время вашему покорному слуге два раза приходилось работать литобработчиком военных мемуаров в конце 70-х годов, при историко-партийной редакции издательства «Лениздат». Вычеркивалось все. Вычеркивалось все, что шло не к нашей вящей славе и вообще могло навести на лишние размышления. Зато когда они рассказывали не для протокола, когда ветеран сидел в редакторском кабинете и говорил, что было на самом деле, то иногда просто вся редакция набивалась туда и слушала: что он рассказывает!..

Как например. Когда-то я работал с полковником Николаем Григорьевичем Богдановым, который закончил войну командиром полка дальней авиации и получил свой последний, шестой, орден 30 апреля 45-го года в небе над Берлином по радио от маршала Гречко лично. И среди прочего он говорил такие вещи: «Ну так вы же читали, наверное, эти истории, как летчики там, которые в плену угнали вот самолет и перелетели к нам». – Я говорю: «Да, конечно, Николай Григорьевич, еще в “Пионерской правде” читал». «Ну а потом что с ними делали, там же не писали». Я говорю: «Да, действительно…» «Ну вы сами как думаете?» Я говорю: «Ну, не знаю… ну, вероятно какая-нибудь проверка, а потом возвращали в строй». «Да, – говорит, – насчет проверки это вы сказали абсолютно правильно. Но после этого вариантов было два: или расстреливали прямо здесь, или давали 10 лет лагерей. Потому что у нас не было пленных, а были предатели. И раз ты предатель, то должен отвечать за свое предательство. Конечно, в лагерях немцы это говорили, но в общем большинство же наших им не верили». И вот это только малая-малая часть военных мемуаров.

Или случайно-случайно прочитал я такую вещь, по-моему, в переписке Корнея Чуковского с кем-то о чем-то (с кем он переписывался, зачем он переписывался, – понятия не имею; все это подробности частной жизни. Мы еще будем говорить о частной жизни. Но) деталь там проскользнула характернейшая для времени: оказывается, в сентябре-октябре 41-го года, когда немцы бомбили Москву, когда метро работало бомбоубежищами, когда заседания Политбюро проводились в метро, праздники в метро, так вот – впуск в эти бомбоубежища в метро на ночь предоставлялся по пропускам, – жителям только тех кварталов того микрорайона, который примыкал к данной станции метро. Пропуска эти давались в первую очередь женщинам с малолетними детьми, и т.д. и т.п. А вот мужчины военнообязанного, призывного возраста получали их в последнюю очередь. И вот какой-то там родственник – не то муж дочери Чуковского, не то кто – умудрился получить недельный пропуск для того, чтобы ночевать в метро. Вот это – маленькая деталь, которую больше нигде не удалось мне прочитать, и которая дает еще какое-то представление о том, что из себя представляла та эпоха. Вот чем – ценны мемуары.

Если же вернуться несколько к эстетической стороне, к эстетизации мемуаров, то здесь, я думаю, необходимо помянуть добрым словом очень значительного, большого русского писателя Варлама Шаламова – который честность, обнаженную честность, возвел в эстетический принцип. И таким образом, значительную часть колымских рассказов Шаламова тоже считать мемуарами. Просто эти мемуары хорошо написаны. Но они не потому хорошо написаны, что там есть какие-то необыкновенные сравнения, какие-то завинченные фразы, какое-то благозвучие. А потому что в них есть нагая точность и нагая честность. Вот этим они производят очень сильные впечатления.