Юз Алешковский - Кенгуру

— Все дело в языке. Партия и народ говорят иногда на разных языках и это тормозит движение идеи к цели. Партия, например, сказала: «Надо!!!» А народ ответил: «Будет!» И партия уверена, что будет» — это высокое обещание народа помереть, но воплотить в жизнь историческое какое-нибудь постановление. Но постановление не выполняется, хотя бедной партии в голову не могло придти, что оно может не воплотиться и не выполниться. Партия спокойно сочиняет другие исторические постановления, по наивности не подозревая, что народ гадит ей втихомолку, пьянствует, ворует, не выводит, негодяй-народ, родинок капитализма. И только после тщательного расследования, проведенного нашими славными органами, — сказал Чернышевский, — вдруг оказывается, что на языке народа «будет» — синоним «хватит». И если бы он, Чернышевский, оставался членом ЦК, то он обратил бы на это внимание партии и пропаганды вредительского лозунга была бы задушена в самом зародыше. «Надо» и «будя» — слова-антагонисты. Нужна беспощадная жестокая сила, чтобы заставить народ преодолеть языковой барьер!

Спели Иитернационал, провозгласили здравицу в честь гениальной сталинской интуиции, расставили фишки на самодельных международных аренах, и по-новой тупо потекла мутная крысиная жижа наших ночей и дней.

Подпольные большевнки даже не знали, что Сталин врезал дуба, а Берию шмальнули вместе с некоторыми его партнерами. По выкладкам Чернышевского все сходилось на том, что во Франции и Италии произошли революции и сейчас там бушует красный террор. Работы у тамошних партий — край непочатый, и поэтому необходимо привлечь мафию и синадикаты гангстеров к службе в ИЧЕКА и ФЭЧЕКА. Это — задача № 1 . США превращены в концлагерь, Китай освободил японский народ, Англия стала островом безработных, кризис победоносно шагает по ведущим биржам капстран — и все дела. Пролетарии всех стран вот-вот сольются в экстазе, сожгут Дюпона, Форда с Рокфеллером, а пепел ихний стряхнут в Тихий океан, и покандехает по планете ОБОЗ — Объединенное бесклассовое общество Земли.

С этим большевички вставали, с этим трекали, пока я крыс глушил, и с этим ложились кемарить. Но вдруг, Коля, начали их дергать по одному. Причем, дергают с концами. Не возвращаются товарищи. В забой нас водить перестал немой сержант. Шмаляют или на этап? О свободе я, честно говоря, не думал, потому что не сомневался, что — Советская власть — это всерьез и надолго. Остался я в бараке вдвоем с Чернышевским. Режемся с ним целыми днями в буру. Карты я замастырил из «Краткого курса». Вырезал трафаретики мастей, тушь заделал, полкаблука сжег, а сажу на моей моче развели и на чернышевской. И начали мы биться. Он сначала в мастях пугался, а потом освоился и понес меня. Подряд выигрывал по десять и больше партий. Попал Фаи Фаныч за все ланцы. Сижу полуголый на нарах, завернутый в казенную простынку и соображаю, за что мне такая невезуха. Но остановиться не могу, я в бою заводной. Начал, чтобы отмазаться, играть в ста партиях сахарок. Попал до пятидесятилетия Советской власти. Партнер, пользуясь преимуществом, давил на меня и настоял на отмеривании времени разными датами

Второй месяц бурим. И по-новой я попадаю! Попадаю, словно я с самим чертом играю на хлебушек до пятидесятилетия органов, на баланду до столетия со дня рождения Сталина, на вынос параши до такого же столетия Ленина, на уборку барака до установления Советской власти в кладовке капитализма — Швейцарии.Чернышевский остановился. Соскочил. Он имел на это право. Международные урки, Коля, содрогнулись бы, узнав, в какой я очутился замазке! Играть больше не на что. Предлагаю от отчаяния — эксгумацию в случае моего освобождения трупа Кырлы Мырлы и перевозку шкелетины в Москву, чтобы отмазать хоть хлебушек. Темню, говорю, что на Хайгетском кладбище имею большие связи с могильщиками-дантистами, но Чернышевский уперся — ни в какую. Объявка есть объявка. Верь, Коля, ни один урка за всю историю мира не попадал так, как попал я. Пульнуть мне какую-нибудь шмутку для отмазки, кто пульнет? Удавить Чернышевского? Некрасиво. Я партнер честный и вообще никогда фуфло не двигал. Предлагаю сыграть на мою жизнь в десяти партиях против трехдневной птюхи хлеба. Я же дня четыре, может, даже пять ничего во рту не держал. Утром, как говорится, чай, днем баян, вечером собрание. Дохавал все сухарики из тумбочек дернутых куда-то партийцев. Ты меня представляешь заглядывающим на карачках в чужие тумбочки, Коля?