Вильфрид Штайнер - Дорога на Ксанаду

После того как Анна застукала своего студента-медика в его тайной комнате с ветеринаршей, показывавшей ему, как нужно препарировать белку, отвращение Анны превратилось в ее преимущество. Постучав еще раз, Анна вошла в комнату. И для них это было неожиданно, для этой ветеринарки с пушистой губкой, которая занесла скальпель над трупом белки, и для возлюбленного Анны, который наблюдал за каждым шагом процесса. Позже Анна подарила своему другу дохлую крысу, завернутую в выкройку модного женского журнала, которую она вырвала из коллекции своей мамы. И на этом все кончилось.

— Даже теперь не знаю, почему идея лечить детей показалась мне после этого такой отвратительной. Сейчас я спокойно изучаю астрономию.

Анна сняла туфли, так подходившие по цвету к ее платью, и с того момента ходила босиком.

Мартин стал нервничать.

«Помню, я читал в исследовании о Суинберне, [33] Элджернон Чарлз Суинберн (1837–1909) — английский поэт. как однажды летним вечером, посещая вместе с Уоттсом Дантоном [34] Теодор Уоттc Дантон — английский поэт, новеллист, критик (1832–1914). Покровитель Суинберна. церковь Всех Святых, он увидел далеко на горизонте зеленое свечение. Этот свет напомнил ему о дворце Кубла Хана, построенном на месте будущего Пекина, в то время как Данвич [35] Данвич — небольшой город в Англии. являлся знаковой фигурой для английского королевства. Если не ошибаюсь, в этой сомнительной работе речь шла о том, как Суинберн описывал Уоттсу Дантону сей легендарный дворец во всех мельчайших подробностях. По периметру территорию окружали белоснежные стены длиной в четыре мили, а внутри стояли крепостные сооружения, до отказа забитые седлами, уздечками и разного вида вооружением. Кроме того, рядом с замком располагались склады и конюшни с несметным количеством коней. В самом же дворце были залы для приема гостей, способные вместить более шестисот человек. Там можно было увидеть зоопарк с единорогами и даже гору, которую хан велел возвести с северной стороны. За год, по словам Суинберна, отвесные склоны ляпис-лазуревой породы покрылись роскошными редкими экземплярами взрослых вечнозеленых деревьев. Эти уникальные растения вместе с землей, в которой они произрастали, доставили во дворец на специально обученных слонах. Никогда ранее и никогда после того зимнего вечера в Данвиче Суинберн не видел ничего более прекрасного на свете, чем та зеленая гора, коронованная прекрасным дворцом».

Тем временем Мартин пытался остановить словесный поток Анны и покончить со своей ролью стороннего наблюдателя, но это ему не удавалось. Мало того что запланированные темы вечера, как-то: работа Мартина и его идеи — так и не были затронуты — мы остановились на новом издании классика «Гуманитарные науки против естественных», — так еще и возлюбленная демонстрировала самоуверенность в присутствии научного руководителя. Такой же отталкивающей для Мартина была ирония, с которой она относилась к нему.

— Знаете, — сказала Анна, с пристрастием осматривая мои книжные полки. Тут она наткнулась на книги моего детства, которые я не выкинул из-за своей сентиментальности. На огромного размера томах стояли исчерпывающие надписи, вроде «Великие загадки Земли», «Мир, в котором мы живем» или «Все о животных», — для Мартина зоологи — обычные ботаники, наблюдающие за гусями, стоя на коленях. А астрономы — чудаки и упрямцы, потомки Ганса, который смотрит в небо.

Прежде чем Мартин успел что-либо возразить, Анна с такой силой захлопнула фотоальбом, что переплет издал зловещий освобожденный вздох, словно она откупорила бутылку столетнего джина.

— Разве это не прекраснее любой строчки, которую можно об этом написать? — Анна держала перед носом разворот с фотографией снежного барса.

Ее жест вызвал в моей памяти то воодушевление, которое я испытывал в детстве, глядя на все цветное и шевелящееся, равно как и мою юношескую уверенность в том, что красивыми словами можно изменить мир. Наивность обоих этих чувств с годами заменилась удобным скепсисом во имя — да, во имя чего?

Единственное, в чем я действительно был силен, — быть в интеллектуальных спорах быстрее, циничнее и беспощаднее — сейчас потеряло смысл и не могло больше пригодиться. Анна смогла даже без опасности для жизни переступить порог моей львиной клетки и пройти в центр. Мне не мешало и то, что она проходила в опасной близости мимо моих легковоспламеняющихся реликвий с зажженной сигаретой. Если бы она зажгла спичку о томик По 1891 года издания, как герой вестерна зажигает спички о подошву своих сапог, я бы не пошевелился. Анна двигалась по моей квартире, как распорядитель моего имущества, который пытается уладить спор между алчными наследниками.