Джек Керуак - Ангелы опустошения. Книга 2

Так интересно если Бог это личный Бог которому на самом деле лично небезразлично что с нами происходит, с каждым. Проверяет нас тяготами? Временем? Вопиющим кошмаром рождения и невозможной затерянностью обещания смерти? А зачем? Потому что мы падшие ангелы которые сказали на Небесах "Небеса превосходны, как бы то ни было такими им лучше и оставаться" и пали вниз? Но вы или я помним ли такую вещь?

Я помню только то что перед тем как родиться было блаженство. Я в самом деле помню темное роящееся блаженство 1917 года хоть и родился в 1922-м! Наступали и уходили Новые Годы а я был лишь блаженством. Но когда меня вытащили из чрева матери, посиневшего, синенького малыша, то заорали на меня чтоб я проснулся, и шлепнули меня, и с тех пор я наказан и потерян прочно и все такое. Никто не шлепал меня во блаженстве! Бог есть всё? Если Бог это всё то это Бог меня шлепнул. По личным причинам? Должен ли я таскать везде с собой это тело и называть его своим?

Однако в Рэйли высокий голубоглазый южанин сообщил мне что мой мешок отправлен на станцию назначения в Винтер-Парк. "Благослови вас Боже," сказал я, а он спокойно осмотрел меня с ног до головы еще раз.

Что же касается моей матери, то другой такой на свете нет, это точно. Родила ли она меня только лишь для того чтоб малыш утешал ей сердце? Ее желание сбылось.

В это время она уже вышла на пенсию всю жизнь (начиная с 14 лет) обтачивая обувь на фабриках Новой Англии а потом Нью-Йорка, получала свою пенсию и жила с моей замужней сестрой как нечто вроде горничной хоть и вовсе не была против домашней работы, для нее естественной. Чистая французская канадка родилась в Сен-Пакоме в 1895 году пока ее беременная мать гостила в Канаде приехав из Пью-Гемпшира. Она родилась близнецом но ее ликующая толстенькая сестренка умерла. (О какой бы она была?) и мать умерла тоже. Поэтому положение моей мамы в мире было немелленно отрезано. Затем в 38 лет умер ее отец. Она ходила в прислугах у тетушек и дядюшек пока не повстречалась с моим отцом который был разъярен тем как с нею обращались. Отец мой покойник, а я сам бродяга, она же снова домработница у родни хоть в свои лучшие времена (Нью-Йорк в войну), она бывало зарабатывала по 120 долларов в неделю на обувных фабриках на КаналСтрит и в Бруклине, в те периоды когда я бывал слишком болен или слишком печален чтоб жить самостоятельно с женами и друзьями, и я возвращался домой, она полностью содержала меня пока я тем не менее писал свои книги (безо всякой реальной надежды когда-либо их опубликовать, просто художник). В 1949 году я заработал около 1000 долларов на своем первом романе (аванс) но это так ни к чему и не привело поэтому теперь она жила у моей сестры, ее можио было увидеть в дверях, во дворе выносила ведро, у печки жарила мясо, у раковины мыла посуду, у доски для глажки, у пылесоса, все равно вся радостная. Подозрительная параноичка сказавшая мне что Ирвин и Жюльен дьяволы и погубят меня (вероятно правда), она однако большую часть времени радовалась как дитя. Все ее любили. Единственный раз когда у отца была причина пожаловаться на эту приятную крестьянскую женщину это когда та всыпала ему по первое число за то что он проиграл все свои деньги. Когда старик умирал (в возрасте 57 лет) то сказал ей, Мемер, как ее теперь называет мой племянник (сокращенно от grandemere [33] бабушка (фр.) ): — "Энжи, я никогда не представлял себе

какая ты превосходная женщина. Простишь ли ты меня когда-нибудь за все плохое что я сделал вроде того когда меня по многу дней не бывало дома, и те деньги что я проиграл, те несколько жалких долларов что я мог бы потратить на тебя с какой-нибудь глупой шляпкой? — "

"Да, Эмиль, но ты всегда давал нам хозяйственные деньги на еду и за крартиру."

"Да, но я проиграл гораздо больше этого на скачках и в карты и деньги что я отдавал просто так целой куче бичей — Ах! — Но теперь когда я умираю наверное, и вот ты работаешь на обувной фабрике, и Джеки вот тут обо мне позаботится, а я этого не стою, теперь я понимаю что потерял — все эти годы — " Как-то ночью он сказал что хотел бы покушать настоящей старой доброй китайской еды поэтому Мемер дала мне пять долларов и заставила проехать на метро всю дорогу с Озон-Парка аж до самого Чайнатауна в Нью-Йорке купить китайской еды в коробках, и привезти обратно. Па съел все до кусочка но его вырвало (рак печени).

Когда его хоронили она настояла на дорогом гробе, что меня так дьявольски разозлило, но дело не только в этом, хоть я на этот счет и не злился, она заставила перевезти его старое милое тело в Нью-Гемпшир чтоб отпеть и похоронить его там рядом с его первым сыном, Жераром, моим святым братом, поэтому теперь когда грохочет гром над Мехико где я пишу это, они до сих пор там, бок о бок, 35 и 15 лет как уже в земле, но я ни разу не приезжал на могилы зная что там лежат не Папа Эмиль или Жерар на самом деле, а только навоз. Ибо если душа не может вырваться из тела отдайте мир Мао Цзэ-дуну.