Дмитрий Быков - Оправдание

Без четверти одиннадцать он встал, предупредил дежурного, ходившего между дверью и печкой взад-вперед с выражением тупым и сонливым, соврал, что идет до ветру («Знаешь куда?» — «Знаю»), и вышел на холодный воздух.

Тучи закрывали небо, прятали месяц и звезды; поднимался ветер. Рогов не мог взять рюкзака, чтобы дежурный ничего не заподозрил, но перед выходом натянул второй свитер. Жалко было оставлять сумку, свою, родную вещь, в чужих руках; все тут были ему трижды чужими, больше того — инакими, иноприродными; но он должен был представлять себе, что ищет. Выбора у чистовцев, как и у него, не было. Дети несчастных, свезенных сюда насильно, они обречены были стать такими — вечная дисциплина, вечная проверка, вечная охота на новых, чтобы не иссякал материал…

Рогов поднял воротник куртки и поспешно, широкими шагами пошел к женскому бараку, но тут не пойми откуда, как всегда, выскочил Николка.

— Новый сбежит! — заорал он невыносимо визгливым голосом. — Почти сбежал, уже бежит! Поднимайтесь, люди, свежее мясо уходит!

Рогов, начисто забыв о Николкиной неприкосновенности, со всего размаха ударил его в нос.

— Нет такого закона, чтобы бить Николку! — отчаянно завизжал юродивый.

— Нет такого закона, чтобы всех бить, а одного не бить, — сказал Рогов и добавил ему, уже под глаз: — Нет такого закона, чтобы ублюдков не трогать. Нет такого закона, чтобы их терпеть!

Николка тут же замолчал и взглянул на Рогова в непостижимом восторге, в его глазах, один из которых стремительно заплывал, Рогов прочел почти преклонение.

— Во въехал! — прошептал юродивый, показывая большой палец. — Всосал закон, въехал, въехал… Превышай, просто превышай, вот тебе и весь закон… Они тебе — нет такого закона, а ты им — нет такого закона, чтобы не было такого закона! И вообще. Ай, понял! Ай, понял! — И он укатился в никуда, как и появился ниоткуда.

Тут-то все части головоломки и сложились у Рогова в целую картину. Он понял, что никакого закона нет, не будет и никогда не было, а единственная цель жителей поселка — не соблюдение закона, а достижение максимума возможной муки при минимальном, чисто формальном ее оправдании. Эта мысль мелькала у него и раньше, но не оформлялась словесно: да, конечно, никакого режима тут нет! И большого закона, закона Империи — тоже никогда не было, ибо он полон юридических бессмыслиц и противоречий, и единственная его цель во все времена — максимально изобретательно мучить всех, ибо в противном случае человек превращается в медузу без костяка. Мучительство было единственным способом дать человеку сверхличную цель — ведь в благополучии он способен был заботиться только о личной, а человек устроен так, что на метр семьдесят он прыгнет, только если планка поставлена на метр девяносто; в случае же отказа от планки очень скоро начинает переступать ногами на месте — вот тебе и все прыжки.

Только под пытками открывалась истина, все прочее заслоняло ее. Так было во всем, в большом мире тоже: закон давно ничего не регламентировал. Он предписывал систему пыток, частичных казней и прочих способов взаимного мучительства, а правила поведения — Бог с ними, их можно было преступать по двадцать раз на дню. Правота покупалась дешево, как никогда: достаточно было сказать любому прохожему: «Нет такого закона, чтобы шаркать», — и ты делался его господином, пока он не понимал, что отзыв на этот пароль: «Нет такого закона, чтобы лезть». Чем глупее и мерзее вещь, которую ты про него сказал, тем больше шансов на успех, на жестокое порабощение: и шпана, когда воспитывала хлюпика, и власть, когда боролась с диссидентами, начинали примерно с одного и того же: посмотрите на себя! Следовал нелицеприятный анализ внешности героя, внимание акцентировалось на грязном, несвежем белье; если бы диссиденты в ответ замечали следователю, что да, они в несвежем белье и перхоти, но у него-то гнилостно пахнет изо рта, — как знать, быть может, это превышение ошеломило бы следователя так, что он рухнул бы со стула или выпустил диссидента. «Нет такого закона, чтобы ты тут существовал», — на каждом шагу напоминала страна. «Нет такого закона, чтобы ты открывала пасть», — так должен был выглядеть законный ответ.

Теперь он действительно понял. Теперь на утверждение, что при северном ветре четного числа нельзя начинать сморкаться с левой ноздри, Рогов всегда мог ответить, что согласно приложению это допускается, потому что сегодня пасмурно; а вот вы нарушаете, серьезно нарушаете — вы вчера в ковбойке были, ай-яй-яй, по воскресеньям — в ковбойке, позор! Пункт пятнадцатый статьи тридцать восьмой, не помните? Как же! Там за это вплоть до сами знаете чего… Никакого критерия, кроме готовности идти все дальше и дальше и наконец расплатиться жизнью, пока не изобретено.