Валентин Постников - Карандаш и Самоделкин в деревне Козявкино

— И что он вам ответил? — заинтересовался профессор Пыхтелкин.

— А он мне говорит: — Конечно можно, возьмите меня под руку, я вас провожу, — дрожа от волнения, продолжала рассказ тётя Мотя. — Я ему, спасибо большое, что вы меня согласились проводить, а то я покойников очень боюсь. Он на меня как-то странно посмотрел, пожал плечами и говорит: — А чего нас бояться?

— Что же вы сделали? — чуть не подавившись, спросил Семён Семёнович у тёти Моти.

— Я в обморок бухнулась, — вытирая со стола, ответила буфетчица. — А когда очнулась, то его, ну этого покойника, уже рядом не было. Я только услышала какой-то скрип, будто дверь не смазанную кто-то закрыл за собой, — пожаловалась Матильда Самсоновна.

— А какой был скрип, вы не могли бы вспомнить? — выспрашивал специалист по нечистой силе у тёти Моти.

— Противный такой: у-у-у-ы-ы-ы-ы-у-ы-у-у! — изобразила тётя Мотя.

— Понятно, — ответил профессор Пыхтелкин. — Это крышка гроба так обычно закрывается, когда покойники в склепах прячутся. Я изучил все виды скрипа и треска, — похвастался учёный.

— Так значит, это был самый настоящий покойник!? — задрожала и закрыла руками лицо тётя Мотя.

— Возможно, — кивнул головой Семён Семёнович. — Вы лучше через это кладбище больше не ходите, раз там такие безобразия творятся.

— Ни за что не пойду! — закивала тётя Мотя. — Даже за сто миллионов рублей, — топнула ногой буфетчица.

Тётя Мотя так сильно топнула своей ножкой сорок шестого размера, что посуда попадала со стола, и кофейник опрокинулся профессору на штаны.

Учёный убежал к себе в комнату переодеваться, а к гостинице уже на всех порах неслась ближайшая подруга Матильды — Степанида.

— Смотри, что я раздобыла для тебя, — весело приплясывая, крикнула Степанида и показала подруге какой-то маленький пузырёчек с зеленоватой жидкостью.

— Что это ещё такое? — спросила тётя Мотя.

— Зелье приворотное для твоего профессора дома нашла, можно не заказывать, — пояснила повариха. — Выпьет эту жидкость и влюбится в тебя, как ошпаренный.

— А может быть не надо? — не очень уверенно спросила тётя Мотя. — Жалко его, сердешного, поить каким-то зельем приворотным. Почему оно такой цвет подозрительный имеет, а? Может отрава какая?

— Это специальный настой из лягушачьих лапок и тараканьих усиков, — пояснила Степанида. — Мне его одна уважаемая добрая колдунья когда-то продала за большие деньги.

— А вдруг он наглотается этих лапок лягушачьих и сам в какую-нибудь жабу превратится? — заупрямилась Матильда.

— Ты хочешь замуж за своего учёного или нет? — строго спросила Степанида.

— Очень даже хочу, — закивала головой тётя Мотя. — Он такой хороший, такой умный, мой Пыхтелочкин.

— Тогда подлей ему в кофе эту жидкость и жди, — повелела подруга.

— А долго ждать придётся? — заторопилась Матильда, выхватывая из рук Степаниды зелёный пузырёк.

— Думаю, что не очень, — ответила повариха. — Может быть до вечера, в крайнем случае, до завтра.

— Хорошо, — согласилась тётя Мотя и, отвинтив пробку, решительно выплеснула настой профессору Пыхтелкину в чашку с кофе.

Раскалённое солнце нещадно палило макушки жителей деревни Козявкино и приезжих гостей. Здесь каждый занимался своим делом. Доярки доили коров, дворники подметали пыльные улицы, а директор Сосискин бегал по колхозному полю и проверял, кто как работает. Все были при деле. Или, вернее, почти все. Кое-кому в этой деревне давненько надоело заниматься делом, и душа просила чего-нибудь романтично-героического. И терзала эта душа ни кого-нибудь, а местного агронома Одуванчикова. Нет, работу свою он выполнял исправно, но душа просила чего-то другого. Сначала Гриша Одуванчиков не понимал, чего именно она хочет, эта приставучая душа. Но увлечение детективами и разными западными кинофильмами, наконец, рассеяли туман в душе Гриши Одуванчикова. Он хотел стать сыщиком. И однажды утром осознал это ясно и чётко.

— Хватит мне уже о свёкле, морковке и сусликах думать, — громко заявил Гриша своей козе Дуське. — Вокруг столько не раскрытых преступлений! Преступники и воры так и шастают у нас под ногами, а мы смотрим на это сквозь пальцы. Для убедительности Гриша поднёс козе Дуське свою растопыренную ладонь. Но глупая коза ничего не поняла, и лишь облизала её тёплым шершавым языком. С того самого дня агроном, с цветочной фамилией Одуванчиков, времени зря не терял. Он решил стать настоящим сыщиком. Гриша купил себе большое увеличительное стекло, парик, накладную бороду (это — чтобы изменить внешность, при слежке за подозрительным лицом) и даже выучил несколько приёмов самбо. Всё это могло пригодиться в борьбе с настоящими преступниками. Агроном надеялся, что ему удастся поймать какого-нибудь злодея, за что он и получит большую золотую медаль или, в крайнем случае, его наградят именными серебряными часами, на которых будет написано: «За храбрость «. А ещё Гриша Одуванчиков каждый день тренировал свою козу Дуську. В одной книжке он прочёл, что у настоящего сыщика обязательно должна быть обученная собака, которая бы умела брать след, определять по запаху, куда убежал преступник и, самое главное, собака должна уметь задерживать опасных бандитов, бросаться и кусаться. Собаки у Одуванчикова не было. Зато была хорошая коза Дуська. У Дуськи были острые бодучие рога и четыре копытца. Гриша долго мучился с Дуськой, и через полгода это была уже не коза, а самая настоящая боевая подруга. С ней можно было даже в разведку ходить. Она научилась плавать под водой, ползать, лазать по деревьям и блеять страшным голосом, бодаться и лягаться. Короче, все, что нужно для ловли шпионов и разбойников. Если нужно, Дуська даже колючую проволоку могла бы зубами перекусить. О том, что агроном готовил себя и козу в сыщики, в деревне не знала ни одна живая душа. Это была — тайна. Но вот беда, преступников в Козявкине не было, и Одуванчиков на время затаился. Но как только деревню начали будоражить слухи о нечистой силе — Гриша сразу смекнул, здесь что-то не так и решил: наконец-то, наступил тот самый момент, которого он так давно ждал. То есть пробил его звёздный час. Деревенский детектив решил начать расследование и выяснить всю правду об этой проклятой нечисти.