Дмитрий Пригов - Журнальные публикации (сборник)

Так что, в пределах всего вышесказанного, не столько гражданская лирика, сколько гражданская социокультурная позиция в наше время вполне может существовать как жанровая цитата, как культуро-крицистическая позиция и как способ литературоведческого вчитывания в тексты неких знаков судьбы и сопутствующего определяющего и истолковывающего их контекста.

«Октябрь», № 10 за 2003 г.

Не боясь, вернее, боясь быть банальным, все же не побоюсь начать с констатации такой банальной истины: социо-культурная ситуация почти напрямую зависит от социально-политической. То есть не качество отдельных произведений или мощь артистического жеста, но реальное влияние и этих произведений, и этих жестов на культуру и сообщество. Ну оговорим возможные исторические исправления в последующей судьбе отдельных литераторов, а иногда и целых направлений. Тому примером из недавнего прошлого — ОБЭРИУ. Постфактум и постмортум. Пустячок — а приятно. Однако в данном конкретном случае меня интересует синхрония (то есть где и когда я живу). Но, конечно, отчасти и то самое невнятное будущее, трудно проглядываемое отсюда (то есть где и когда, вероятно, мне уже и не жить). И все же именно оно служит неким горизонтом моих нынешних рассуждений и устремлений.

И что же мы видим сегодня, обозревая (не к ночи будь помянута!) социально-политическую и, следственно, социо-культурную ситуацию? Сразу же и с римской прямотой, беря быка за рога, начнем с главного и единственно существенного: сегодня вокруг мы видим отсутствие каких-либо иных зон социального влияния и престижности, кроме, увы, финансово-экономической и социально-политической. Увы, конечно, с нашей сугубо пристрастной точки зрения. Так вот, при их тотальной сращенности — ведь если и наблюдается какая-либо динамика в обществе, то лишь по направлению возрастания этого трогательного и почти нерушимого союза, правда, с опять-таки все время возрастающим перекосом в сторону домината власти — фактически существует один, единый центр, источник власти, влияния и престижности, к которому пристегнуты масс-медиа и отчасти шоу-бизнес и поп-культура. Во всяком случае, последние сильно искривлены относительно поименованного выше мощного центра гравитации.

Но вот что интересно. Если памятливые припомнят, а таких еще немало, — даже при советской власти существовали (естественно, при их весьма различной степени вовлеченности во властные и идеологические структуры) такие отдельные зоны престижности, как академическая, творческо-интеллигентская и андеграундно-диссидентская. И степень соревновательности, закомплексованности и даже зависти одних к другим во многих случаях почти не зависели от материальной состоятельности и властных возможностей соревнующихся сторон. Конкретные примеры приводить не будем, но были, были и весьма нередкие случаи ревности официальных и удачливых писателей и художников к бедным и почти несоциализованным обитателям сырых подвалов и темных мастерских. Сейчас смешно и представить себе подобные драматургические, почти шекспировские, коллизии. Все стало гораздо проще. А может, если проще — то и лучше, правильнее? А?

То есть, как оказывается на поверку и как вроде бы нелегко было вообразить либералу и поборнику демократии, советский строй в его поздней модификации структурно оказался ближе к чаемому западному образцу (в этом узком, но весьма болезненном для культуры аспекте рассмотрения), отличаясь конкретным наполнением этих структур. В то время как нынешний строй своим конкретным наполнением напоминает западные масс-медиа, поп- и потребительскую культуру, структурно весьма и весьма, даже, можно сказать, катастрофически, отличаясь. Что лучше? Можно было бы сказать, что все хуже. Но попытаемся сохранить холодную отстраненность и доброжелательную наблюдательность если не этнографа, то неугрюмого созерцателя.

И вот в отсутствие гражданского общества, развитого и артикулированного левого мышления и движения (все ныне существующее левое — с крестящими лбы или проповедующими национальное единство и сильное государство — суть правое), развитой университетской среды и зоны академической престижности — основных потребителей и питательной среды интеллектуальной мысли, и оппозиционного мышления, весьма затруднителен осмысленный интеллектуальный и оппозиционный жест. Заметим, что при советской власти и наличии неких аналогов всего перечисленного оппозиционный и интеллектуальный жест был вполне осмыслен и прочитываем. Ну не будем идеализировать недавнее прошлое и не будем забывать людскую и нравственую цену подобной несколько парадоксальной социальной конфигурации. В данном случае мы обращаемся к этой, повторюсь, узкой и специфической стороне социального бытия просто для некой эффективности и даже эффектности сравнения.