Эдуард Лимонов - Иностранец в Смутное время

Родина… Суровые отцы-чекисты состарились, сгорели от водки и подагры, ссохлись их сапоги, ремни и портупеи, и целый народ, никем не пасомый, мечется, одичавший, по снежным улицам и полям. КТО МЫ?! ЧТО МЫ?! ГДЕ НАШ ОТЕЦ?! — кричит каждый глаз. Мы не понимаем себя, не понимаем мира… Им СТРАШНО всем. Родина мечется полоумная и от страха подличает, отдается псевдоотцам…

Колеса самолета коснулись плит аэропорта Шарль де Голль. Наглый рыжий англичанин, до сих пор дирижировавший хором пьяных бизнесменов, схватив картонный ящик, стал бесцеремонно проталкиваться по проходу. Задел ящиком колено Индианы. Индиана поднял на англичанина такие ненавидящие глаза, что отрезвевший мгновенно житель Альбиона рассыпался в извинениях.

Она прилетела ОТТУДА через пару недель. Еще более худая, еще более почерневшая и испуганная. Они стали жить дальше, обойдясь даже без объяснений. Каждому из них нужен был близкий человек. Вначале мало разговаривали, больше молчали, постепенно стали разговаривать.

Как-то (они с полчаса уже лежали в постели), слыша, что он не спит: «Расскажи сказку… — попросила она. — Ты давно мне не рассказывал».

«Плохо себя вела, вот и не рассказывал».

«Но это уже давно было. Теперь я хорошо себя веду. Не пью. Расскажи…»

Он подвигался и заложил руки высоко за голову. «Существовал некогда на Земле сильный и могущественный народ, завоевавший, сам того не желая, полмира. Его, раскинувшего свою державу через двенадцать часовых поясов, подчинившего себе племена, говорящие на 121-м языке, боялись соседи и уважали. Враги из остального, не завоеванного Великим народом мира настолько боялись Великий народ, что давно перестали нападать на него с танками, пушками и авионами…»

«Нужно говорить «самолетами», — перебила она его.

«Не перебивай, но слушай. Нападали лишь словесно. Лишенный реального мускулистого врага, ни с кем не воюя, сильный народ заскучал. А заскучав, он стал сомневаться в себе и прислушиваться к словесным атакам врага. Слушая и скучая, Великий народ стал сомневаться в своем величии. Ему стали приходить в голову мысли о том, что справедливо ли, чтобы один народ был сильнее других народов? И хотя все самые крупные его завоевания были вынужденны, были совершены им в результате оборонительных войн, Великий народ увидел свою Историю как несправедливое насилие и цепь преступлений. Помимо хитрого врага за границами, усердствовали и воспламеняли народ изнутри образованные люди, энергичная часть образованных, желающая захватить власть в стране. Тридцать лет и три года понадобилось врагам, чтобы утвердить народ в его сомнении. Через тридцать лет и три года после смерти последнего Великого Цезаря Иосифа ведомый бьющими себя в грудь в покаянии новыми декадентскими вождями Beликий народ распустил свои армии, отдал обратно земли, им завоеванные, и… перестал быть Великим. Даже самый слабый и грубый народ или преступная даже группа могли теперь обидеть Великий народ. Иноземцы бросились обижать его охотно и с удовольствием. Территория Великого народа все уменьшалась. Крича о справедливости, иноземцы оттяпывали каждый раз еще кусок территории и приблизились уже к окраинам его исконных старых городов…» Индиана замолчал.

«И что же случилось дальше?»

«Пока ничего. Здесь сказка остановились за недостатком новых сведений».

«Но что с ним станется, с бедненьким?»

«Большие беды, очевидно, придется ему пережить. Его проблема в том, что он не только поверил в ложь хитрых врагов, но и не разобрался в отношениях между силой и справедливостью. Он стал стремиться к абстрактной стерильной справедливости, не понимая, что сила и есть высшая справедливость…»

«Ну же, ну! Доскажи сказку…» — попросила она.

«Как только наш народ это поймет, он проснется, стряхнет врагов с мощного тела и опять станет Великим и всеми уважаемым народом…»

Эта книга — результат моего мрачного путешествия в Союз Советских. Начав писать ее в феврале 1990 года, я немало поборолся с желанием сказать «всю правду» и все же, не желая вносить в жизнь свою и моих персонажей сложности, дал себе и большинству из них вымышленные имена. Полуприкрывшись именем Индианы, я не старался особенно замаскировываться и сохранил совпадение географических, временных и многих других координат в жизни Индианы и моей. (Оставил ему моих родителей среди прочего.) Но по мере написания книги мне пришлось все больше сдвигать маски с лиц и в конце концов отказаться от нескольких масок совсем.